Голубой адепт - [15]

Чтобы чуть передохнуть, мы сбавили темп. Я погладила Хинни по гриве.

— Ты самый очаровательный конек из тех, что я встречала! — восхищенно шепнула я ей. — Я способна без устали скакать на тебе. Понимаешь — без устали! — Я и сама верила в это.

Мы примчались к Великой Пурпурной Гряде и поднимались до тех пор, пока не почувствовали, что воздух стал разреженным; цветы и травы здесь были низкорослыми. На голом склоне острой, как палец, скалы торчало огромное гнездо, а в нем сидела могучая, обросшая перьями чудовищная певица. Когда это существо поднялось на ноги, заметив нас, и распростерло крылья, я увидела, что это лошадь.

— Почтеннейшая Пег! — обратился к крылатой лошади юноша, — нам нужно с тобою кое о чем поговорить. Не соблаговолишь ли ты спуститься к нам?

Пег стремительно бросилась вниз со скалы, сделала в воздухе один круг, другой, закручиваясь спиралью, а потом, роняя белые перья, плавно опустилась к нам. Ноги и голова торчали из огромного перьевого комка. Хвост тоже был из перьев, который она, распушив, употребляла в качестве руля при полете. Мне и во сне не приснились бы белые крылья такого чудовищного размаха, перьевой хвост-руль.

— Ну как тебе служит твое новое гнездо? Прочно ли оно? — нараспев сказал Маленький Юноша.

И тут я заметила то, что не увидала раньше: кучу виноградных лоз, быть может, случайно оставленную после уборки урожая каким-то фермером. Плети были слишком плотные и жесткие, длинные и грубые, чтобы использовать их на корм скоту. Лошадь-птица подошла к куче и выдернула одну лозу зубами. Это был идеальный строительный материал для ее гнезда. Довольная, Пег всхрапнула.

— Она сказала, что Снежная Лошадка движется к Белой Гряде и будет там к завтрашнему рассвету, — объяснил мне Маленький Юноша. — Впереди не меньше целого дня пути, нам придется где-то переночевать.

— Ты понимаешь язык лошадей? — спросила я и тут же вспомнила, как легко он говорил с вожаком дикого табуна. Но мне еще предстояло много чего узнать.

Он кивнул.

— Разве можно, любя этих животных, как я люблю, не понимать их язык? Говорят, что лучшего друга, чем лошадь, нет, и я не могу это оспорить.

И мы поскакали на север.

Близился полдень, а нам предстояло еще скакать и скакать. Повернули на северо-запад: там шла Белая Гряда. Повстречав дикий яблоневый сад, сделали остановку. Мы поели сами и накормили скакунов превосходными яблоками. Хинни брала пищу из моих рук своими мягкими бархатными губами, и как же мне хотелось в этот миг, чтобы она навсегда осталась моей лошадью! Но я сознавала, что это бесплодные мечты — наездницей я была временной. И странно получалось — с одной стороны, мне хотелось поскорее найти мою Белянку, а с другой — как можно дольше не расставаться с Хинни, чтобы исследовать магические дебри нашей Фазы.

Мы еще раз остановились: лошадям требовался отдых и корм. Да и сами мы в этом нуждались. Маленький Юноша нашел прозрачный студеный родник; на солнечном склоне зрела земляника, и он насобирал целую горсть; нашел и несколько спелых пшеничных колосьев. Из сухих веток он молниеносно разжег костерок, из пшеничных зерен на удивление быстро сотворил питательную кашу. Тогда мне было невдомек, что в ход он пускает колдовство, чтобы пища была съедобной и достаточно вкусной. На седле у него висела дорожная сумка, он доставал из нее то одно, то другое, и я уж никак не могла заподозрить, что мой спутник — Адепт! Для меня он был всего лишь юноша-подросток. Из этой же сумки он вытащил какие-то досочки, превратив их в подобие маленького диванчика, и поставил у костра. Я легла на этот диванчик, почувствовав себя в полной безопасности: я знала, что дикие звери боятся огня.

Наши лошади мирно паслись чуть поодаль. Сгущались сумерки, и в этих сумерках я вдруг приметила, как из глубоких нор стали выпрыгивать маленькие твари с острыми клыками и ледяными глазами. Они прыгали прямо ко мне. Это были гоблины, мерзкие, порочные и недосягаемые для стрел. Они не боялись огня, потому что пускали его в ход в своих подземных пыточных конях.

Я закричала от ужаса, и тут рядом со мной, загораживая, встала Хинни, ведь моя сохранность была вверена ей. Только теперь я поняла, насколько предусмотрителен был Юноша в голубой одежде. Пока я в ужасе тряслась у костра, Хинни, пронзительно заржав, бросилась на гоблинов. Ее стальные копыта били наотмашь. Каждым ударом она сбивала голову очередному гоблину. Гоблины так же, как и человечье, обожали лошадиное мясо и были не прочь полакомиться бесстрашной кобылкой. Они гроздьями повисли на ее хвосте, вцепились в гриву, карабкались на круп по ногам. О, как же их было много! Я увидела, как один из них прыгнул Хинни на голову и распахнул свою жабью пасть, чтобы сомкнуть острые крокодильи зубы на ее нежном сером ухе, и тогда я одним прыжком оказалась возле нее, намертво впилась пальцами в мерзкое крысиное туловище, закричала и оторвала зубастую тварь от храброй лошадки.

На мой крик примчался голубой жеребец. Искры летели из-под его копыт, он ринулся в смертельную схватку, мелькнув надо мной и чуть коснувшись моих волос; я замерла от страха, хотя знала, что удар копыт придется не по мне. И тут гоблины бросились врассыпную. Жеребец преследовал их. Копытами он давил крысиные мерзкие тела, и они, обезображенные, разлетались в стороны, как комья грязи. Глаза жеребца полыхали синим огнем, дыхание, вырывавшееся из горячих ноздрей, было подобно урагану, крепкие мускулы шарами перекатывались под кожей.