Голубиная книга. Славянская космогония - [75]

Всюду — у славян, грузин, осетин, на Западе и Ближнем Востоке — святой Георгий покровительствует земледелию, скотоводству и войне. «Зеленый Юрий», «Зеленый Георг» воплощает торжествующую силу весеннего плодородия. Славянский Егорий Храбрый (как и грузинский Гиорги) — также громовник и покровитель охоты. Волки — «псы» Егория, которые без его дозволения не съедят ни одной овцы. На русской иконе XV в. у него щит с ликом солнца. У осетин, потомков сарматов и родичей скифов, белый всадник Георгий-Уастырджи — божество мужчин-воинов. У всех этих народов каппадокийский святой явно заменил какое-то языческое божество. Славянское имя этого бога известно: Ярила-Яровит. Еще в XIX в. белорусы праздновали приход Ярилы, которого изображала девушка на коне, одетая в белое. День Ярилы (27 апреля) почти совпадал с днем св. Георгия (23 апреля).

В конце весны справлялись похороны-проводы Ярилы, причем всячески подчеркивались сексуальные достоинства бога (этим отличается, вопреки всем христианским понятиям о святости, и осетинский Уастырджи). Даже имя Георгия у славян сблизилось с именем веселого бога: Юрий, Юр, Еры, Ержи. Знал бы мученик-трибун, кем он оборотится в глазах благочестивых потомков-двоеверцев!

На Руси был очень популярен духовный стих о Егории Храбром, где святой еще более, чем в житии, напоминает языческое божество. Здесь он — царевич, сын Федора (Феодора Стратилата) и Софии Премудрой. В православной традиции София Премудрость Божия сближается с Богоматерью как своим земным воплощением. В глазах же русича-двоеверца София связывалась прежде всего с величественным образом Богоматери Оранты на мозаике Софии Киевской, где Богородица представала в древнем образе богини земли, молящейся своему небесному супругу. Сам Егорий наделен чертами бога солнца и света: руки по локоть в золоте, ноги по колена в серебре (как у фигурки солнечного бога из знаменитого Мартыновского клада), голова жемчужная, тело в звездах. Вероятно, родителями Ярилы, как и Даждьбога с Перуном, были Сварог и Матерь Лада[48].

Правят родители Егория в Иерусалиме, лежащем в… Светлорусской земле. Это уже знакомая нам перекодировка Руси в Палестину. Их царство захватывает неверный царь Демьянище (Мартемьянище, Кудреянище, бусурманище). Угрозами он принуждает царских детей принять свою веру. Лишь Егорий остается верен христианству, несмотря на мучения. Не берут его ни пилы, ни топоры, ни кипящая смола. Если верить стиху, то Демьянище-Диоклетиан исповедовал сразу язычество, католичество и ислам. Для русских людей все это одинаково было «бусурманством» — чужой, нечистой верой, перейти в которую означало превратиться в нечисть (что и стало с сестрами Егория).

Наконец Демьянище хоронит Егория живым — в «погребе», весьма напоминающем ямные или срубные погребения, распространенные на юге Восточной Европы с энеолита до древнерусского времени. Но через тридцать лет (ровно столько просидел сиднем Илья Муромец) по слову Богоматери Егорий встает из могилы. Добыв с помощью матери богатырского коня и оружие, он отправляется утверждать на земле Светлорусской веру христианскую.

«Утверждение» это, однако, мало напоминает крестовый поход или насильственное крещение Руси. Святой всадник никого силой не крестит, не разрушает языческих святынь. Он преобразует саму природу дикого, «неверного» края. По одному его слову расступаются дремучие леса, меняют течение реки, останавливаются толкучие горы (подобные Симплегадам), стаи волков расходятся по лесам (и едят отныне лишь дозволенное Егорием), змеи скрываются в землю. Птица Черногар (Нога, Стратим) отправляется на море, а осетр, которого она держала, — в море. Стратим уже знаком нам по «Голубиной книге», осетр же наделен чертами кита-миродержателя («Когда Севр рыба пываротится, Все синие моря всколыхнутся»). В лесах Егорий находит сестер. Чужая вера сделала их какими-то дриадами-лешихами: их тела покрыты корой и волосами, они пасут стадо зверей и змей. Только омывшись в святом Иордане, царевны возвращают себе человеческий облик. Наконец Егорий одолевает в бою Демьянище и безжалостно казнит его. (Вместо того чтобы, как пристало воину Христову, кротко молить Бога за своего мучителя.)

Эти подвиги Егория не связаны ни с какими житиями. От христианства в них — ничего, кроме разве что сооружения церквей среди лесов. В стихе отражено многовековое, с рубежа нашей эры, освоение славянами лесных просторов Восточной Европы. Небесным покровителям этого освоения и был сначала Ярила, а затем святой Георгий-Егорий. Колонизация не всегда шла мирно, однако славяне не истребляли финских аборигенов, а передавали им свои хозяйственные навыки, язык, культуру. И в свою очередь перенимали их верования и мифы. Насильственно крестили финнов (и славян) не простые русские люди, а православные церковники. (Между прочим, последняя русская языческая община была уничтожена в селе Сарлеи, в Мордовии, в 1743 г.!)

Поход Егория напоминает описанную в «Шах-наме» поездку иранского богатыря Исфендиара (авестийский Спентодата, сын покровителя Заратуштры царя Виштаспы). Он освобождает своих сестер из туранского Железного замка, а по дороге одолевает в горах чудовищ и природные преграды: рогатых волков, чету львов, дракона, колдунью-пери, злого Симурга, снегопад, болота, речные потоки. В основе здесь — древний арийско-уральский миф о пути к далеким северным горам (Рифеям). Но уже не мудрый шаман странствует по нему, а воин, крушащий мечом все препятствия. Святой всадник не просто одолевает препятствия, а обустраивает мир, превращает его из первобытного, дикого в нормальный, «светлорусский». В этом мире уже нет места владыке лесного хаоса Демьянищу. В словенских весенних песнях Юрий Зеленый изгоняет Ежи-бабу (Ягу) — древнейшую богиню леса и смерти. Демьянище же, очевидно, — Чернобог. Повелитель тьмы еще может властвовать в суровом зимнем лесу, но с приходом весны его царство кончается. А вера христианская, православная? Она здесь — лишь знак правильного, человеческого, светлорусского мира, противостоящему царству древней нечисти.