Голубая ниточка на карте - [9]

Он не шевелился. Вот хлопнула дверь, значит, Лилии уже нет на палубе. «Значит, тебе можно доверять тайны, секреты — не выдашь? А я и не знала», — звенел в ушах её голос. Где-то внутри, глубоко-глубоко, замигал тёплый огонёк. Вот он шире, светлей, вот уже заполнил теплом и светом всю грудь, всего Шура! Он чувствует эту теплоту внутри себя всё острее. Он никогда ещё такого не испытывал. Какой он сейчас лёгкий, почти невесомый. Кажется — подпрыгни, взмахни руками и полетишь над Волгой вместе с чайками.

Думал, Лилия обидится из-за того, что он молчит. А получилось наоборот. Она оценила молчание, поняла, что ему можно доверять тайны. А ведь все, и правда, так любят трепаться. Болтают языками. Ничьему слову нельзя верить. Выдадут.

Шуру было так радостно! Просто невозможно это описать, как ему было. Радость рвалась из него, хотелось что-то делать. Хорошее. А что? Что-о? И… для кого?

— Выспрашивала? Допытывалась? Ты что улыбаешься?

— А?

Рядом стоял Оська. Когда подошёл, непонятно.

— Стоишь один и улыбаешься, как ненормальный.

Шур подумал: почему это, когда человек идёт один и плачет, это считается нормальным. А когда улыбается, кажется психом? И заулыбался ещё шире.

— Да не сказал я ей ничего. Ты же просил.

— Тогда — порядок! — правый глаз опять подмигнул Шуру весело и заговорщически. — Привет!

Оська скрылся. Он умел как-то неслышно и неожиданно появляться и исчезать.

А Шуру всё ещё хотелось подпрыгнуть, чтобы полететь над Волгой вместе с чайками. Ох, как хотелось.

Глава 6. Дерево, которое растёт из дома

На правой руке Шура около большого пальца шариковой ручкой был обведён кружок. Это то место, до которого вчера дотронулась Лилия, когда уговаривала его сказать, кто автор письма. Весь день потом это место сначала горело, потом ощущалось тёплым островком, а теперь уже не чувствовалось никак. И Шур обвёл его, чтоб не забылось. Зря, конечно, обвёл: оно и без обводки не забудется. Никогда в жизни.

«Пустые Моркваши» — прочитал он вывеску на дебаркадере, к которому подходил «Волжанин». Это была первая зелёная стоянка их туристического маршрута. После Горького они не останавливались нигде. Ночью прошли родные Чебоксары. Шур очень хотел посмотреть шлюз у Новочебоксарска. Но… проспал.

Сейчас теплоходное радио пригласило туристов на берег со спортивным инвентарём, чтобы поиграть, потанцевать, посоревноваться. И туристы, особенно молодые и молодящиеся, надев, кто имел, спортивные костюмы, уже толпились на главной палубе, чтоб поскорее покинуть теплоход.

— Елена Иванна, хватит вам вязать. Идёмте в лес по грибы, — стукнул в открытое окно люкса «а» Никита Никитич.

— Ой, что вы, что вы, какие грибы, — замахала руками бабушка. — На днях у Лилечки выступление перед туристами, будет играть Бетховена. Не успею кончить, — и показала на что-то розовое, пушистое в руках. — Спасибо за приглашение.

— Ну, как знаете, — Никита Никитич отошёл от окошка.

Шур спустился на дебаркадер. Ему навстречу шла Зина Вольтовна с большущим серым камнем в руках.

— Здравствуйте. А зачем он вам? — спросил вежливо и осторожно.

— На память, — отрезала женщина, будто огрызнулась, и потащила камень на теплоход.

Шур удивлённо пожал плечами.

— Ты что, не знаешь? — с хохотом рявкнул над ухом Ромка, неожиданно оказавшийся рядом с Шуром. — Это груз для рыбы.

— Для чего?

— В Астрахани она рыбу засолит, да? А чтоб придавить её сверху, груз нужен. Вот она и тащит. Ой, смеху!

Вдруг лицо Ромки из улыбающегося сделалось серьёзным. И, глядя на берег, он заорал:

— Ты что опять делаешь, хулиган? Брось кошку мучить!

На берегу стоял мальчишка. Маленький. Ещё дошкольник. Крепенький. Пузатенький. Загорелый. В голубых трусах и майке. Он пытался бросить в воду серую кошку, а она упрямо цеплялась лапами за его выгоревшую майку и никак не хотела купаться в Волге. Но вот, наконец, мальчишке всё-таки удалось оторвать от себя извивающуюся кошку и швырнуть её в воду.

— Ах, ты так?! Ну, погоди! — крикнул Ромка и помчался к мальчишке. — Я тебя предупреждал!

Что ещё кричал Ромка на бегу, Шуру уже не было слышно. Он только видел, как его рыжий друг подлетел к мальчишке, что-то начал ему доказывать, размахивая руками, а потом взял и спихнул самого мальчишку в воду.

Удивлённый Шур помчался к ним. Когда он подбежал, мальчишка уже вылез из воды и что-то канючил плаксивым голосом. Рядом с ним на берегу отряхивалась мокрая кошка. Она стала такой тощей, маленькой и смешной, что её просто невозможно было узнать.

У Ромки ноздри раздулись, стали круглыми и большими, как на картинке у бегемота.

— Я тебя пр-редупреждал! Что будешь делать другим плохого, то получишь сам. Запомни!

— Да-а, а она мо-оклая и холодная, — канючил мальчишка, показывая на воду.

— А для кошки тёплая и сухая, что ли? Снимай рубашку с трусами! Выкручу!

Мальчишка замолчал и, пыхтя, начал стаскивать мокрую майку.

Вода, омывающая берег, была прозрачной, желтоватой. Сквозь неё просвечивали мелкие разноцветные камешки.

Вдруг сердце Шура так знакомо покатилось куда-то из груди вниз. Кажется, под коленки. Лилия шла берегом в толпе туристов по направлению Дома отдыха, который Шур с теплохода разглядывал в бинокль. Эту пёструю весёлую толпу вела за собой девушка культмассовик, с неизменными пластмассовыми божьими коровками в волосах. Шур ещё вчера разглядел, что эти коровки связаны толстой белой пластмассовой ниткой. Они должны были удерживать волосы, чтобы те не разлетались в разные стороны. Но это у коровок никак не получалось. Большую часть волос ветер выдёргивал из-под белой нитки, и они мотались над головой, как им нравилось. А коровки спокойно смотрели на всё это, придерживая меньшую часть. С ветром спорить трудно. Особенно на Волге.