Голубая мечта - [12]
— Есть там один, который с демонстрационного зала, — объясняет он Семикопытному, и сердце у Дробанюка в счастливом предчувствии екает.
— Глазелки пошире разувать надо! — отчитывает Гришку Семикопытный. Потом оборачивается к Дробанюку — Твое счастье, что один выставочный завалялся. Только он без упаковки, учти.
— Какая разница! — поспешно заверяет Дробанюк. — Как-нибудь доставим.
— Гришка, выдай, — приказывает Семикопытный пучеглазому малому. И переводит взгляд на Дробанюка — С ним рассчитаешься.
— Большое спасибо! — горячо благодарит его Дробанюк, но руку подать не отваживается, остерегаясь пренебрежительности. Он торопливо семенит вслед за Гришкой в глубь отсека и за громадной кипой рулонов линолеума натыкается жадными глазами на свою голубую мечту. Унитаз и сливной бачок действительно производят впечатление отделкой и цветом.
— Берете? — нетерпеливо спрашивает пучеглазый и называет цену. Сумма солидная, но Дробанюк отсчитывает деньги без сожаления: вещь стоит того. А сверх положенной суммы протягивает Гришке десятку.
— Добавь еще червонец, дядя, — по-деловому говорит тот. — У нас такса…
— Да? — наивно спрашивает Дробанюк.
— Думаешь — дорого? — иронически хмыкает пучеглазый. — Так ведь вещь какая! На таком стульчике посидеть — одно удовольствие.
— Конечно, конечно, — торопливо соглашается Дробанюк, доставая еще десятку.
— Давай вынесем к выходу, — предлагает пучеглазый. — Я помогу.
Они тащат бачок и унитаз мимо Семикопытного, но тот даже не поворачивает головы в их сторону.
На улице Дробанюк берет сначала бачок и несет к проходной. Вахтер пропускает его беспрепятственно: он предупрежден.
Наступает очередь унитаза, и Дробанюк взваливает его на плечи, чувствуя, как загораются щеки: такой груз таскать не очень приятное занятие. Поэтому Дробанюк припускает едва не трусцой — чем быстрее, тем лучше. И вдруг возле самой проходной его окликают:
— Константин Павлович?
Голос женский, знакомый.
Дробанюк, будто не расслышав, старается прошмыгнуть мимо, но голос повторяет удивленно:
— Константин Павлович, это ты?
Дробанюк зыркает из-под унитаза: так и есть, плановичка из их треста Козловская, за которой он при случае любит приударить, хотя их отношения и не выходят за рамки простого флирта. Козловская стоит и удивленно смотрит на него.
— Вот не думала встретить здесь! — говорит она и переводит взгляд вверх.
— Фонды вот… выбиваем, — лепечет Дробанюк, готовый от стыда провалиться сквозь землю.
— О-о! — доходит до плановички вся щекотливость ситуации, и она, не сдержавшись, прыскает в кулак.
— Помогаем товарищам, чем можно, — продолжает растерянно бормотать Дробанюк.
— Пока! — И Козловская, быстро уходя, машет ему рукой.
А Дробанюк стоит, придавленный не унитазом, а чем-то пылающе-горячим, что прожигает его сейчас до пят. Затем срывается с места и трусцой устремляется через проходную к «Москвичку». Федя с готовностью подхватывает груз и бережно укладывает его на заднее сиденье. Дробанюк усаживается рядом, чтобы придерживать во время езды. Сердце его гулко бухает, сотрясая все тело, с раскрасневшейся физиономии ручьями льет пот. На Федины вопросы он отвечает невпопад — все сейчас заслоняет удивленное лицо плановички…
Через час он отмыкает свою квартиру, вводя за собой двух мастеровых из бригады Еремчикова. Потрясение от встречи с плановичкой за это время уже почти сгладилось, и Дробанюк все увереннее входит в заранее заготовленную роль.
— Ничего вешалочка, — с удивлением покачивает он головой в прихожей, будто впервые попал сюда.
— Заделано на совесть, — соглашается один из мастеровых.
— Ладно, не будем шнырять по чужой квартире. Неприлично это, — строго говорит Дробанюк. — Наше дело — как можно скорее заменить санузел. Корчуем старье, ребята…
Мастеровые принимаются за работу, а Дробанюк то и дело поторапливает их.
— Вынести б надо, — подсказывает он мастеровым, когда те, сняв санузел, ставят его в прихожей. Потом решительным взмахом руки отвергает свой же совет — A-а, еще чего не хватало! Сами вынесут, не слиняют…
Приходит черед устанавливать новое оборудование, и теперь Дробанюк, контролируя каждое движение мастеровых, призывает их не спешить. Но вот унитаз и сливной бачок на месте, и он, придирчиво щуря глаз, осматривает, словно контролер, сделанное.
— А ничего! — небрежно роняет он. — Не туалет, а комната отдыха. — И торопливо спохватывается — Ладно, убегаем, пока хозяева не нагрянули. Не то еще придерутся к чему-либо.
— Не придерутся, — отвечают те. — Комната отдыха что надо — выходить не захочется…
Отправив с Федей мастеровых, Дробанюк первым делом забегает в туалет, чтобы полюбоваться новой обстановкой. Работа действительно сделана на совесть, унитаз и бачок сияют заманчивым голубым светом. Удовлетворенный Дробанюк звонит жене и с нетерпением ждет ее, чтобы похвастаться обновой. А когда появляется Зинаида Куприяновна, он распахивает дверь опять настежь — вот! Жена в изумлении ахает. Дробанюк бросается к бачку и демонстрирует его работу: вода проливается с каким-то музыкальным журчанием. Глаза у Зинаиды Куприяновны возбужденно блестят — какая прелесть…
Открывающая книгу Бориса Ямпольского повесть «Карусель» — романтическая история первой любви, окрашенной юношеской нежностью и верностью, исполненной высоких порывов. Это своеобразная исповедь молодого человека нашего времени, взволнованный лирический монолог.Рассказы и миниатюры, вошедшие в книгу, делятся на несколько циклов. По одному из них — «Волшебный фонарь» — и названа эта книга. Здесь и лирические новеллы, и написанные с добрым юмором рассказы о детях, и жанровые зарисовки, и своеобразные рассказы о природе, и юморески, и рассказы о животных.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».