Голубая мечта - [11]

Закончив разговор, Дробанюк вприпрыжку устремляется из кабинета.

— Я по объектам, — бросает он на бегу секретарше. — Потом в контроль. Буду к концу дня, если успею.

Возле крыльца уже наготове «Москвичок». Дробанюк плюхается на переднее сиденье справа.

— Поехали. Базу хозтоваров знаешь? — говорит он Феде. — Возле мясокомбината?

— Найдем, — бодро заверяет Федя.

Что Дробанюку в нем нравится, так это бодрость и оптимизм. Ни разу он не слышал, чтобы Федя на что-нибудь жаловался. В субботу ли, в воскресенье — тот всегда наготове, всегда легок на подъем. Спасибо Ухлюпину, что сосватал. Правда, не обошлось без ерничества, но Ухлюпин не был бы Ухлюпиным, если бы не отмочил что-нибудь. «Заруби на своем крупном пятачке, Котя Павлович, — поучающе сказал он, — что персональный водитель — это не ангел, но хранитель. Ты Хрящеваткина знал? Начальника автоколонны?.. Впрочем, неважно. Так вот, этот Хрящеваткин частенько набирался до такой степени, что передвигаться на своих двоих решительно не мог. С его стороны это было жутким легкомыслием, потому что жил он на пятом этаже в доме без лифта. Но за рулем у него сидел не ангел, но хранитель». «И что?» — не понял Дробанюк, к чему клонит тот. «А то, что каждый раз он взваливал пьяную тушу на плечи и относил ее на пятый этаж. Пока не подорвался…» «Ну, не носил бы», — пожал плечами Дробанюк, все еще не воспринявший высокого смысла ухлюпинского рассказа. «Э-э, брат Котя Павлович, — покачал головой тот. — Не доходит, видно, до тебя вся глубина моей мысли… Так вот, когда Хрящеваткин взял себе другого шофера, тот черта с два стал носить его. Ему собственное здоровье было дороже!» «Ну так что?» — счел нужным подчеркнуть свою позицию Дробанюк. «Да загудел твой Хрящеваткин, как миленький, понял?!» «Ну почему он мой? — с обидой возразил Дробанюк. — Я до упаду не пью». «Ты, конечно, почти стоик, хоть шатаешься временами, как маятник, — сказал Ухлюпин, — но шофера надо подбирать с учетом собственной нестойкости, ясно?».

…Оставив Федю с «Москвичком» у ворот базы, Дробанюк быстрым, уверенным шагом пересекает проходную.

— К Семикопытному, — бросает он сквозь зубы вахтеру.

Расчет на ошарашенность срабатывает безукоризненно, стражи всех баз тушуются только тогда, когда чувствуют, что перед ними не рядовой посетитель. Рядовой же всегда пробирается через проходную, как заяц — осторожно и пугливо.

Семикопытный, стриженный под бобрик мужчина, что создает впечатление, будто он вернулся не так давно из мест не столь отдаленных, сидит в одном из отсеков базы, привалившись к деревянной перегородке и отмечает в накладной количество товара, который грузчики выносят к подставленному задним бортом автофургону.

— Смесители — сорок штук, кафель — два ящика, — считает он.

Дробанюк подходит поближе, надеясь, что тот обратит на него внимание. Затем, улучив благоприятный момент, наклоняется поближе и негромко, но со значением произносит:

— Я от Резо Спиридоновича.

И подает Семикопытному руку.

Тот, едва скользнув по нему взглядом, в ответ протягивает свою — пренебрежительно вялую. Дробанюк с подобострастием долго трясет ее.

— Нужен импортный унитаз. Голубой. То есть санузел целиком.

— Обои — два рулона, — невозмутимо продолжает считать Семикопытный. — Гвозди — пять ящиков…

— В накладе, само собой, не останетесь, — робко намекает Дробанюк.

Не поворачивая к нему головы, Семикопытный бросает:

— Отпущу товар, потом.

Дробанюк поспешно кивает в ответ, всем своим видом показывая, что он человек с понятием, соображает, что к чему. Ждать приходится долго — фургон кажется бездонным, грузчики несут товар и несут. Дробанюк переминается с ноги на ногу, чувствуя себя в унизительной роли назойливого просителя. Наконец автофургон отъезжает, и Семикопытный поворачивается к нему.

— Э-э, забыл — что нада?

— Санузел, — напоминает Дробанюк. — Импортный, желательно голубой.

— Не-е, — решительным жестом отмахивается Семикопытный. — Их уже полгода не поступало.

Дробанюк растерянно моргает:

— Как?.. Мне же Резо Спиридонович сказал, что…

— Да что вы все — Резо Спиридонович, Резо Спиридонович! — взрывается Семикопытный. — Если их нету, так нету!

Внутри у Дробанюка все обрывается. Широкое лицо его бледнеет и покрывается красными пятнами. В это время подъезжает другой автофургон, и грузчики начинают напихивать его товаром.

— Шпингалеты — восемьдесят штук, плитка пластмассовая — триста, — опять начинает вести учет Семикопытный. — Отвертки…

— Я хорошо заплачу, — умоляюще говорит Дробанюк, наклонившись поближе, к самому уху.

— Черенки к лопатам — сто, веники — пятьдесят…

— Может, все-таки найдется? — продолжает канючить Дробанюк.

Семикопытный в сердцах сплевывает: надоело! Потом кричит кому-то в глубь отсека:

— Гришка! Посмотри там, в углу, остался хоть один унитаз? Ну, из этих, голубых…

Дробанюк весь сжимается в невероятном напряжении: вдруг повезет? Через несколько минут появляется Гришка — лупоглазый малый с усиками и разводит руками: нету, мол.

— А ты под линолеумом смотрел? — смеряет его хмурым взглядом Семикопытный. И властно цедит — Пойди пошарь.

Дробанюку кажется, что прошла вечность, пока Гришка проверяет, есть ли под линолеумом унитазы.