Дядя и тетя Малыша пытались и дальше содержать голубятню Пальмаха, но не сумели справиться с выращиванием и тренировкой новых почтовых голубей. Когда я приехал в их кибуц в две тысячи втором году, от «голубьятни» Мириам уже не осталось ничего, кроме кучи досок, нескольких кормушек и ржавых сеток. Одна старая кибуцница, которая увидела, что я смотрю, и разглядываю, и делаю записи, подошла и рассказала мне, что когда-то здесь была голубятня почтовых голубей Пальмаха и в ней работал «один наш мальчик», который потом погиб во время Войны за независимость.
— Он был у нас приемный мальчик, со стороны, — сказала она. — Не особенно общался с другими детьми, но очень любил голубей.
— Как его звали? — спросил я.
— У него было какое-то прозвище — кажется, «Мальчик», или, может быть, «Малыш».
— Так Мальчик или Малыш?
— Какая теперь разница? Его уже нет, и похоронили его тоже в другом месте, мы-то, женщины, помним, мы помним многое, но кто может помнить всё? — И подняла извиняющийся взгляд: — Столько лет прошло с тех пор, и столько еще ребят погибло, когда уже это все кончится? И голуби тоже больше не прилетают.