Головы Стефани (Прямой рейс к Аллаху) - [9]
Он сделал паузу.
— Вы не согласитесь посетить мой дворец? — спросил он. — Власти не против того, чтобы я принимал гостей, при условии, разумеется, что их поставят об этом в известность.
Он посмотрел на Стефани с немой мольбой.
— Не сегодня, — мягко сказала Стефани. — У меня совсем нет сил. А вот завтра с удовольствием. Это далеко?
— Три часа езды, не больше. По хорошей дороге. Сначала в горы, потом через пустыню. Я пришлю за вами машину в полдень.
Он улыбался. Эту улыбку хотелось потрогать кончиками пальцев. Она же довольствовалась тем, что взяла из корзинки персик и мягко вонзила в плод зубы.
— Я так счастлив, что вы согласились, мисс Хедрикс. В первый раз я увидел ваши фотографии в двенадцать лет, я был почти ребенок. Я никогда не переставал вас коллекционировать. Для меня вы на самом первом месте, перед Кэрол Ломбард.[22] Кэрол Ломбард идет сразу после вас в списке моих симпатий. Или вернее, она на третьем месте. Сначала вы, затем никого, и затем Кэрол Ломбард…
Стефани рассмеялась. Ей захотелось встать и поцеловать его, но не следовало забывать, что они на Востоке и что здесь не обмениваются поцелуями в щеку как на Манхеттене или на авеню Монтень.[23] Она вытерла капельку персикового сока с уголка губ.
— Какой чудесный комплимент, Али…
— Это не комплимент, — произнес Али Рахман, и его лицо погрустнело. — Это правда. Я буду так счастлив принять вас у себя во дворце. После вашего отъезда я больше никогда не буду одинок. Воспоминание о вас составит мне компанию…
Он помолчал, пристально глядя на Стефани с пылкостью и самоотречением, какие могут подарить вам лишь очень юные существа — щенки и дети, затем слегка поклонился и вернулся за свой столик.
— Вау, — произнесла Стефани, глубоко вдыхая. — Надеюсь, он никогда не объявится в Нью-Йорке или Париже. Будет нестерпимо жаль, если он станет еще одним плейбоем королевских кровей, чья жизнь — это «феррари», ночные клубы, Сен-Тропе и Сен-Мориц. Я никогда в жизни не видела ничего прекраснее и чище…
Бобо был в восторге.
— Самое главное, дорогуша, завтра я наделаю таких твоих снимков с этим маленьким принцем, что все мои коллеги ошалеют от зависти. Мы возьмем с собой всю коллекцию и попросим его надеть костюм магараджи, или эмира, или имама, ну в общем, все его барахло, с жемчугами, бриллиантами и рубинами, а ты в своем прозрачном «лунном свете», с феерическими вуалями из росы… Запад и Восток, Сен-Лоран, Шанель и сказочные дворцы… Ах, черт! Да я тебе такое устрою, крошка…
Они узнали, что нужно попросить разрешение у властей, так как при визитах к маленькому принцу требовалось, как смущенно выразился представитель министерства внутренних дел, помнить о «соображениях безопасности». Впрочем, разрешение было незамедлительно выдано с самыми любезными улыбками. «Мисс Хедрикс, вы можете ехать, куда хотите, смотреть, что пожелаете, это свободная страна… Мы лишь заботимся о вашем удобстве».
Чиновник, подписавший разрешение, носил португальскую фамилию, Стефани он показался типичным индийцем, хотя глаза у него были китайские. Смешение рас и их разнообразие достигали в Хаддане своеобразного совершенства. Казалось, что это лабораторная пробирка, в которой мир ищет свое будущее лицо.
Чиновник проводил Стефани до дверей, и было очевидно, что он с радостью проводил бы ее и еще дальше. Все они здесь были неисправимыми мачо.
4
«Серебряное облако»,[24] длинный «роллс-ройс» стального цвета, прибыл за ними в «Метрополь» в полдень, и они двинулись в путь по горной дороге, по обеим сторонам которой тянулись скалы и пропасти, а за каждым поворотом поджидали густые заросли пальм, сгрудившихся вокруг колодцев среди серых и черных базальтовых плит. Дальше началось однообразие пустыни с ее палящим дневным жаром; Стефани задернула занавески, чтобы защитить глаза от солнечной агрессии.
В «роллс-ройсе» работал кондиционер, и контраст между жарой снаружи и прохладой внутри успокаивал нервы; настроение у всех было доброжелательное. Бобо храпел, Массимо крайне внимательно изучал журнал мужской моды, без конца возвращаясь к собственной фотографии, на которой он рекламировал брюки дорогой марки. Дорога заняла вовсе не три часа, как говорил Али Рахман, а четыре. Стефани однако не жалела о своем решении. Цвет гор менялся, переходя от охры к зеленому и от черного к серому, водопады и пропасти напоминали индийскую роспись по шелку, на которой отшельники идут к тайной пещере, где взорам их явится Будда. Встречались караваны верблюдов — казалось, что они, как и все караваны, нагружены золотом и пряностями, — и белые всадники в развевающихся одеждах, как будто только что выстиранных служанками Навсикаи…[25]
Пустыня возникла внезапно, суровая и чистая, как ислам и райские клинки, о которых говорит пророк. Здесь были барханы мягкого женственного цвета и рыжеватые барханы, на которых, казалось, вот-вот появится лев; стада пальм склоняли длинные жирафьи шеи под тяжестью зеленых фиников, над невидимой добычей кружили ястребы. Наконец, когда «роллс-ройс» взобрался на последнюю окаменевшую волну того, что двести тысяч лет тому назад было потоком лавы, они увидели оазис Сиди-Барани и — среди сочной сверкающей зелени — дворец, тут же заставивший их вспомнить о Тадж-Махале, с его куполом и белыми башнями. Вокруг росли королевские манговые деревья — кроны их поднимались до самой крыши. Они пересекли сад, где на ветках восседало множество павлинов, горлиц и серых обезьянок — их хватило бы, чтобы успокоить персидских и индийских миниатюристов относительно вечности их излюбленного сюжета… Династия Рахманов была иранского происхождения, но это место напоминало одновременно и Индию, и Аравию, и Джайпур, и Исфахан. Погружение в зелень после суровой сухости скал и песков стало для Стефани одним из лучших воспоминаний о Хаддане. Как если бы поэмы Хафиза и Омара Хайяма воплотились в жизнь прямо у нее на глазах.
Пронзительный роман-автобиография об отношениях матери и сына, о крепости подлинных человеческих чувств.Перевод с французского Елены Погожевой.
Роман «Пожиратели звезд» представляет собой латиноамериканский вариант легенды о Фаусте. Вот только свою душу, в существование которой он не уверен, диктатор предлагает… стареющему циркачу. Власть, наркотики, пули, смерть и бесконечная пронзительность потерянной любви – на таком фоне разворачиваются события романа.
Середина двадцатого века. Фоско Дзага — старик. Ему двести лет или около того. Он не умрет, пока не родится человек, способный любить так же, как он. Все начинается в восемнадцатом столетии, когда семья магов-итальянцев Дзага приезжает в Россию и появляется при дворе Екатерины Великой...
Роман «Корни неба» – наиболее известное произведение выдающегося французского писателя русского происхождения Ромена Гари (1914–1980). Первый французский «экологический» роман, принесший своему автору в 1956 году Гонкуровскую премию, вводит читателя в мир постоянных масок Р. Гари: безумцы, террористы, проститутки, журналисты, политики… И над всем этим трагическим балаганом XX века звучит пронзительная по своей чистоте мелодия – уверенность Р. Гари в том, что человек заслуживает уважения.
Ромен Гари (1914-1980) - известнейший французский писатель, русский по происхождению, участник Сопротивления, личный друг Шарля де Голля, крупный дипломат. Написав почти три десятка романов, Гари прославился как создатель самой нашумевшей и трагической литературной мистификации XX века, перевоплотившись в Эмиля Ажара и став таким образом единственным дважды лауреатом Гонкуровской премии."... Я должна тебя оставить. Придет другая, и это буду я. Иди к ней, найди ее, подари ей то, что я оставляю тебе, это должно остаться..." Повествование о подлинной любви и о высшей верности, возможной только тогда, когда отсутствие любви становится равным отсутствию жизни: таков "Свет женщины", роман, в котором осень человека становится его второй весной.
…22 декабря проспект Руставели перекрыла бронетехника. Заправочный пункт устроили у Оперного театра, что подчёркивало драматизм ситуации и напоминало о том, что Грузия поющая страна. Бронемашины выглядели бутафорией к какой-нибудь современной постановке Верди. Казалось, люк переднего танка вот-вот откинется, оттуда вылезет Дон Карлос и запоёт. Танки пыхтели, разбивали асфальт, медленно продвигаясь, брали в кольцо Дом правительства. Над кафе «Воды Лагидзе» билось полотнище с красным крестом…
Холодная, ледяная Земля будущего. Климатическая катастрофа заставила людей забыть о делении на расы и народы, ведь перед ними теперь стояла куда более глобальная задача: выжить любой ценой. Юнона – отпетая мошенница с печальным прошлым, зарабатывающая на жизнь продажей оружия. Филипп – эгоистичный детектив, страстно желающий получить повышение. Агата – младшая сестра Юноны, болезненная девочка, носящая в себе особенный ген и даже не подозревающая об этом… Всё меняется, когда во время непринужденной прогулки Агату дерзко похищают, а Юнону обвиняют в её убийстве. Комментарий Редакции: Однажды система перестанет заигрывать с гуманизмом и изобретет способ самоликвидации.
«Отчего-то я уверен, что хоть один человек из ста… если вообще сто человек каким-то образом забредут в этот забытый богом уголок… Так вот, я уверен, что хотя бы один человек из ста непременно задержится на этой странице. И взгляд его не скользнёт лениво и равнодушно по тёмно-серым строчкам на белом фоне страницы, а задержится… Задержится, быть может, лишь на секунду или две на моём сайте, лишь две секунды будет гостем в моём виртуальном доме, но и этого будет достаточно — он прозреет, он очнётся, он обретёт себя, и тогда в глазах его появится тот знакомый мне, лихорадочный, сумасшедший, никакой завесой рассудочности и пошлой, мещанской «нормальности» не скрываемый огонь. Огонь Революции. Я верю в тебя, человек! Верю в ржавые гвозди, вбитые в твою голову.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Быль это или не быль – кто знает? Может быть, мы все являемся свидетелями великих битв и сражений, но этого не помним или не хотим помнить. Кто знает?