Головы Стефани (Прямой рейс к Аллаху) - [30]

— Думаю, что это дело рук людей из этого каравана, — сказал Руссо.

— И есть два свидетеля, как вы знаете. Итальянский актер, молчание которого им удалось купить, и эта очень известная молодая американка, которая, похоже, решила устроить личный крестовый поход… Эти двое точно заговорят…

Он принял задумчивый вид.

— Если только не…

Он умолк.

— Да, — сказал Руссо. — Если только.

11

Сэр,

меня зовут Стефани Хедрикс. Я манекенщица и была среди пассажиров самолета, который якобы «разбился» на прошлой неделе в пустыне Хаддана. Я хочу заявить, что официальная версия, распространенная правительством Хаддана — версия об «аварии», — ложь. Самолет упал, потому что летчику выпустили две пули в спину и он умер за штурвалом. Все пассажиры самолета, за исключением меня самой и итальянского актера Массимо дель Кампо, были обезглавлены. Да, ОБЕЗГЛАВЛЕНЫ. Я видела это собственными глазами. Не сам процесс, потому что меня накачали наркотиками и я была без сознания, когда это происходило, но я видела головы и среди них голову моего друга, знаменитого нью-йоркского фотографа Абдул-Хамида, настоящее имя которого Бобо Беркович. Головы валялись повсюду, на полу и на креслах, но по большей части пассажиры держали их у себя на коленях. Некоторые пассажиры, а также второй пилот, попросту исчезли. Всего я насчитала четырнадцать голов. Я сфотографировала их своим полароидом, но снимки были похищены полицией и заменены на другие. Мне бы хотелось привлечь Ваше внимание к тому факту, что все обезглавленные были шахирами из Раджада, что ясно указывает на намерение правительства Хаддана организовать геноцид, направленный против этнического меньшинства этой страны. Прошу вас донести эти факты до сведения мировой общественности и Комиссии по правам человека при ООН. Я полностью в вашем распоряжении для дачи свидетельских показаний и дополнительной информации.

Примите, сэр, заверения в моем глубоком почтении.

Стефани Хедрикс.

Она перечитала письмо и отказалась от этой затеи.

Это было безнадежно.

Письмо выглядело так, будто его написала психически больная, находящаяся на лечении. Ни один человек в здравом уме не отнесется к нему серьезно.

От досады и гнева, а главное от обиды, она расплакалась, прикрыв лицо носовым платком, чтобы никто не видел.

— Не могу ли я вам помочь? Позвольте…

Это был типично американский голос, но когда она оглянулась, то увидела золотой жгут, обвивавший лоб, а под ним — лицо такой экзотической красоты, что у нее перехватило дух.

Мужчина был одет в белый бурнус, его смуглая кожа и тонкие, но суровые черты навевали мысли о вековой пустыне и всех легендарных войнах ислама.

Стефани, которая еще хлюпала в носовой платок, пришлось сделать усилие, чтобы не поднять руку и не поправить волосы, как бы повинуясь безусловному рефлексу, открытому академиком Павловым.

Ни один человек еще не производил на нее такого впечатления. В незнакомце была смесь невозмутимости, бдительности и гордости, которую белые одежды и куфия[42] с золотым угалем,[43] казалось, облачали в тысячелетия. Она попыталась улыбнуться, но у нее получилась лишь ребяческая, смущенная гримаска.

— Вам чего-то недостает, — сказала она ему. — Орла на плече, или как же это называется, ну, вы знаете, птицы, которых используют в пустыне, чтобы охотиться на газелей? А, вот, сокола.

У него были хищные мелковатые зубы, миндалевидные глаза, в которых порой проскакивала искорка мрачной веселости… Явно какой-то шейх — на это указывали золотые обручи — один из тех сукиных детей, что держат в гареме по две сотни жен. В сущности, это могла быть голова итальянского кондотьера шестнадцатого века или конкистадора из войска Писарро или Кортеса. Стефани перебрала в уме всех святых нью-йоркской фильмотеки: Тайрон Пауэр, Риккардо Кортес, Эррол Флинн…

— «Когда прекрасные глаза плачут, то солнце гаснет…» Это хадданская поговорка, но она многое теряет при переводе. Это не те мысли и чувства, которые легко поддаются переложению на другой язык.

— Вы говорите по-английски без акцента, — заметила Стефани.

— Я провел три года в Соединенных Штатах. Извините, что потревожил вас, вы, похоже, чем-то озабочены. Могу ли я вам чем-нибудь помочь?

Стефани протянула ему письмо. Он дважды внимательно прочел его. Не выказав никакого удивления, учтиво вернул его обратно.

— Давайте выпьем еще по чашке кофе.

— По-вашему, я сумасшедшая?

— Ну, разумеется, нет.

Она порывисто спросила его:

— Значит, вы верите?

Он слегка поклонился:

— Коран говорит, что красота никогда не лжет. Сура об Истине.

Руссо начинал чувствовать себя излишне привольно в своей роли, а в таких случаях ощущение легкости и власти над ситуацией выражались у него во вспышках юмора — этаком подмигивании, адресованном самому себе. Следует остерегаться излишней виртуозности, которая часто ведет к промахам. Но поскольку ни он, ни она не читали Корана, то цитировать его можно было без особого риска.

Она наклонилась к нему и взяла его за руку.

— Вы правда мне верите?

Руссо видел сотни фотографий Стефани, но ожидал, что она окажется просто красивой. Он не ожидал, что она так на него подействует. Ее лицо, одновременно взволнованное, отчаявшееся и решительное, потрясенное и трепещущее, казалось совсем маленьким в обрамлении великолепной рыжей шевелюры. Локоны падали ей на плечи, и всякий раз, когда она встряхивала головой, Руссо ловил себя на том, что ожидает услышать позвякивание золотых монет.