Головы профессора Уайта. Невероятная история нейрохирурга, который пытался пересадить человеческую голову - [20]
Уайт с коллегами вскрывали собаке грудь, чтобы получить доступ к сосудистой системе, питающей мозг, и применяли ледяной солевой раствор, чтобы «оглушить» систему: сосуды, питающие другие органы, оставляли теплыми. Мозг собаки переохлаждался и «отключался» – то есть прекращалось его кровоснабжение[92]. Без крови мозг не получает кислорода, и, следовательно, его клетки отмирают. Уайт предположил, что это зачастую и есть главная беда при черепно-мозговых травмах. Необратимый вред не всегда причиняется в момент самой травмы. Часто это происходит через три-четыре часа – из-за воспаления: организм реагирует на повреждение, заставляя жидкость поступать к месту травмы. Воспаленная ткань сдавливает пораженную область, сжимая и перекрывая спинномозговой канал, по которому в мозг проходят кровеносные сосуды. Какие-нибудь 30 секунд без крови, несущей кислород, – и человек теряет сознание; минута – и клетки мозга гибнут; три минуты означают непоправимые повреждения мозга. После пяти минут смерть неизбежна[93]. Но при переохлаждении картина меняется. Хотя солевая ванна на несколько минут останавливала кровообращение в мозге, после вывода из этого состояния собаки возвращались в сознание.
Уайт почувствовал азарт. Замедление метаболических процессов головного мозга снижает его потребность в кислороде. Хирурги, оперируя больного, выигрывают бесценное время – а если заморозить спинной мозг сразу после травмы, это останавливает развитие отека и спасает от гибели нервы и клетки головного мозга. «Мы победили! Мы справились!»[94] – вспоминает Уайт свои возгласы в момент открытия. Впервые он добился практических результатов: его метод будет спасать детей от полного паралича, позволит проводить сложные операции без угрозы отмирания мозговой ткани. А следующим шагом, конечно, должно было стать изолирование мозга целиком.
Для Уайта открылся целый мир новых возможностей. Если он сможет разработать методику экстракорпорального (внешнего по отношению к организму) охлаждения и согревания мозга, то почти обеспечит раздельное существование мозга и тела. А вдруг ему удастся искусственно снабжать мозг кровью и кислородом? Тогда у него будет мозг, способный существовать вообще без тела[95]. Но это случится не в клинике Мэйо.
Довольные полученными результатами, Дональд и Уайт продолжили совершенствовать методику перфузии на приматах. Руководство клиники видело в этих экспериментах перспективу – в будущем они могли бы привести к успешному излечению травм позвоночника – и сочло их более важными, чем работу над изолированием мозга. Практическое применение в хирургии перевесило научный интерес, но Уайт никогда не считал себя просто хирургом или в первую очередь хирургом. Он был прежде всего ученым. И стремился к большему.
Мы всегда прославляем порывы вдохновения, озарения, счастливые случайности. Историк Стивен Джонсон в своей книге об инновациях «Откуда берутся хорошие идеи»[96] приводит длинный список популярных образов – от «озарения» до «мозгового штурма»[97]. Однако инновации не берутся из ниоткуда. Они возникают в темных закоулках сознания, где ждут своего часа сонмы полуоформленных идей. Протоколы экспериментов по охлаждению мозга не явились Уайту в один миг: они складывались постепенно, с опорой на опыт его коллег по клинике Мэйо. И теперь, после первого успеха, Уайт хотел сделать то, что казалось поистине невозможным… но лишь потому, что это еще никому не удавалось. Если ты, берясь за дело, убежден в его осуществимости, то успех лишь вопрос времени. Уайт прокручивал проблему в голове, представляя все манипуляции в трехмерном виде. Он намеревался извлечь мозг из его защитной оболочки и, отсоединив от сосудов и артерий, поддерживать живым как можно дольше[98].
Демихов частично решил проблему изолирования мозга: он установил, что мозг собаки – вместе с головой и передними лапами – может продолжать жить при помощи «аппарата жизнеобеспечения», роль которого играет другое, более крупное животное. Но Демихов и не ставил перед собой более сложную задачу – полностью извлечь мозг, сохранив его сосудистую систему и непрерывно поддерживая кровоток. И главное: собака не может быть надежной моделью человеческого организма; чтобы получить достоверную модель, нужно продолжить опыты по изолированию мозга на приматах.
«С собаками просто», – говорил Уайт. Просто подружиться, просто работать, просто дрессировать, они недороги – и во всех других отношениях тоже мало похожи на человека. Простой мозг собаки не может по-настоящему заменить наш собственный. Уайту нужны были обезьяны, и вот с ними уже не «просто». С приматами, поскольку купить их было трудно, а стоили они дорого, мало работали в СССР, где война и нездоровая социальная политика подорвали экономику. Тем важнее было для Уайта экспериментировать именно на приматах. Нельзя отправить человека на Луну, заставляя дворняжек задыхаться в спутниках на околоземной орбите, и медицину не перевернуть в попытках, буквально и фигурально выражаясь, обучить старого пса новым трюкам. Но экспериментировать с приматами в Мэйо возможности не было, и Уайт не мог обойтись без финансирования и поддержки.
