Головы профессора Уайта. Невероятная история нейрохирурга, который пытался пересадить человеческую голову - [22]

Но переезд с семьей на новое место в 12 часах пути оказался не самой простой задачей – при всем его рвении. А уж рвения ему было не занимать. Хотя между Западом и СССР опустился железный занавес, Уайт знал, что отстает от Демихова. Может быть, советские ученые уже создали склады готовых органов? Сумел ли Демихов (не только хирург, но и физиолог по специальности) пересадить ногу? Если да, то с какими результатами? О медицинских достижениях Советов не доходило ни малейших известий.

Чего нельзя было сказать о советской космической программе. Каждый новый запуск усиливал международную напряженность. В 1960 году Эйзенхауэр предложил подписать договор о предотвращении размещения оружия в космосе (подобный тому, что разрабатывался для освоения Антарктики). Однако СССР не согласился на предложенные условия – и нисколько не скрывал военного характера своей космической программы[103]. Не скрывал он и своих успехов в космосе, сколь бы необычными они ни были. К январю 1961 года, когда президентом США стал Джон Кеннеди, Советский Союз уже запустил на орбиту целый зоосад, включая двух собак, кролика, 42 мыши, двух крыс и без счету плодовых мушек[104]. Новый президент унаследовал не только свежесозданное агентство космических исследований (NASA), но и неимоверное давление по поводу отставания в космосе. Пока речь шла о непилотируемых полетах, советники NASA были готовы на все. Но хуже, чем быть вторыми в космосе, предупреждали они, только одно – в гонке за лидерство первыми погубить астронавта[105]. Однако еще до конца года советский космонавт Юрий Гагарин совершил первый успешный полет на околоземную орбиту, поэтому Кеннеди решил удвоить бюджет NASA и объявил историческую лунную программу.

Через неделю после этого сорвавшаяся высадка в бухте Кочинос обернулась гибелью и пленением многих кубинских изгнанников, прошедших подготовку в ЦРУ[106]. Фидель Кастро подписал соглашение с СССР о размещении на кубинской территории советских ядерных ракет. Целых 13 дней в октябре 1962 года люди встревоженно внимали теленовостям. В конце концов Советский Союз согласился убрать ракеты с Кубы, если американцы уберут свои ракетные базы из Турции. К концу следующего месяца разоружение завершилось. Это послужило важным уроком для администрации Кеннеди. В холодной войне выигрывает тот, кто наступает, маскируясь оборонительной риторикой, – дипломатия много эффективнее угроз. Точнее других сказала об этом историк Одра Вулф: по ее словам, Соединенные Штаты с удвоенной энергией принялись разворачивать свой план «победить в холодной войне путем мира, процветания, сотрудничества…» – и, самое главное, пропаганды[107]. Началась война красноречия, в ходе которой нужно было завладеть воображением народа, а если необходимо, и внушить страх. Кеннеди понял то, что советские хозяева Демихова понимали еще в 1959 году, когда разрешили журналистам Life буквально привести его двухголовую собаку в гостиные простых американцев: инновации и прорывы в хирургической науке можно превратить в шахматные фигуры для большой политической игры. Обе гонки, на орбите и в операционной, можно использовать на благо государства.

Мозг не чувствует боли, хотя отвечает за передачу болевых сигналов по всему организму. Мозг не качает кровь, но без его команд органы перестанут работать. Это запредельно сложное устройство мощнее любого новейшего суперкомпьютера, оно более пластичное и прочное, чем можно предположить, исходя из его нежной структуры, и умеет управлять всем. Но не в пример черно-белым фильмам, где какой-нибудь очередной доктор Франкенштейн крадет заспиртованный мозг и вкладывает в пустой череп свежему мертвецу, в реальности работа с живым мозгом требует тщательной подготовки. Лаборатории Уайта предстояло ответить на многие вопросы. Как измерить количество прозрачной спинномозговой жидкости, циркулирующей в головном и спинном мозге, чтобы поддерживать ее давление и не повредить мозг? Какие инструменты могут понадобиться, чтобы обнажить базилярные артерии, тонкие и мелкие сосуды, запутанные, как сцепившиеся ветви живой изгороди? Сколько кислорода и сколько крови – и при какой температуре – будет достаточно для жизни? Помогут ли все эти расчеты с помощью аппаратов поддерживать жизнь в мозге, извлеченном из организма?

Уайт понимал, что «Метро» далеко до священных стен Бригама, а медицинская школа Университета Западного резервного района при всех его ресурсах – определенно не Гарвард. Но здесь ему дадут людей и помещение, а главное – обезьян. Та единственная комната в ничем не примечательном научном корпусе разрастется до целого этажа и на целое десятилетие станет для Уайта вторым домом, где он будет проводить долгие дни и задерживаться допоздна. Белая кофейная кружка и белый халат, черная курительная трубка и темные брови: доктор Уайт будет готовиться к изолированию обезьяньего мозга. В этом, он обещает, Соединенные Штаты будут первыми.

Глава 3 О чем думает мертвый мозг?

Для сентября день выдался на загляденье. Под приятным ветерком в тени листвы Роберт Уайт переходит дорогу от автобусной остановки к клинике «Метро». Благодаря прохладе озера Эри в Кливленде нет такой резкой смены времен года, как в Рочестере, и осеннее утро радует свежестью и ярко-голубым небом. Конец лета Уайт провел в хлопотах, перевозя семью в Шейкер-Хайтс, пригород на холме, славный своими тенистыми аллеями. Уайты заняли там живописный уголок. Дом, как и обещал Уайт Патрисии, больше их прежнего рочестерского – утопающий в зелени десятикомнатный кирпичный особняк в георгианском стиле с двумя мансардными окнами. Задний двор – настоящий луг – скоро будет служить то бейсбольной площадкой, то футбольным полем, то катком для их детей и для всех соседских ребят. Уайты ждут еще одного малыша. Патрисия уже давно оставила работу медсестры, теперь она пытается обуздывать и направлять домашний хаос. Их новое пристанище Уайт называл «круглосуточным отелем с питанием», друзья и соседи, случалось, сравнивали его с зоопарком. Дети вовсе не предоставлены сами себе. В Шейкер-Хайтс лучшие школы в округе, что, по словам Уайта, и определило его выбор из нескольких городов в пользу Кливленда. Разумеется, собственная лаборатория в «Метро» тоже сыграла не последнюю роль.