Голова античной богини - [20]
В конце улицы жил поп. Самый всамделишный, долгогривый, в рясе. Действующий поп.
Дом у него был — хоромина.
Двухэтажный, кирпичный, за высоченным каменным забором с коваными воротами.
По верху шли, будто противотанковые надолбы, вмазанные в цемент острые осколки бутылок.
А самое главное — был у попа, как все говорили, самый лучший в городе фруктовый сад. Чего там только не росло!
Людская молва, конечно, преувеличивала. Поговаривали чуть ли не о бананах и финиках! Ерунда, конечно. Но сад действительно был всем садам сад.
Они подглядывали в щёлку между створками ворот и видели ломящиеся от плодов деревья.
И самое завлекательное то, что, как утверждала та же молва, ни одному ещё мальчишке в городе не удалось пробраться в этот сад.
Сторожил его здоровенный мрачный мужик с ружьём, заряженным солью. Мужик был косматый, заросший до глаз свирепой бородой и к тому же немой. Что ещё больше придавало ему таинственности.
Сад тянулся от улицы до высокого глинистого обрыва над морем.
А вдоль самого обрыва сад защищала непролазная живая изгородь из каких-то высоких кустов, сплошь усеянных здоровенными, в палец длиной, колючками. Через эту изгородь пробраться было трудней, чем через забор.
Поп был хитрый — каменная ограда давно бы свалилась в море, а корни кустов надёжно укрепляли обрыв, не давая ему двигаться дальше, к саду. Поп был холёный и смазливый. Поговаривали, что при немцах какие-то молебны служил, и вообще был он мальчишкам несимпатичен.
Во время церковных праздников — а было их бессчётное количество — у его калитки выстраивалась целая очередь сухоньких злых старушонок и всяких тёмных необразованных молодаек.
И все верующие несли дары. Яйца там, сало, кур, уток (иногда живых), пироги и прочие недоступные ребятам изумительные вещи.
Поп сам не брал всю эту снедь, не снисходил. У калитки обычно становилась дебелая попадья, небрежно, будто одолжение делая, брала у верующих дары и передавала домработнице. А та, перегибаясь от тяжести, таскала битком набитые корзины в погреб.
Ребята глотали слюни, глядя на это сытое великолепие. Симпатии их к попу отнюдь не увеличивались. Известное дело — сытый голодного не разумеет, и наоборот.
В общем, как вы уже догадываетесь, сам бог велел мальчишкам обтрясти знаменитый поповский сад.
Но сделать это было ох как нелегко! И стали они разрабатывать план.
Через забор не пробраться — это ясно.
Оставалась живая изгородь.
Стас предложил сделать подкоп. Сперва они на это клюнули. Стас говорил, что они будут как революционеры или как граф Монте-Кристо. Но, поразмыслив, подкоп мальчишки категорически отвергли. Всё решили ножницы Оськиного и Володькиного отца. Он у них был кровельщик. Здоровенные такие ножницы, надёжный рабочий инструмент.
Но тут тоже была закавыка: днём отец ножницы уносил с собой на работу. Пришлось выстригать лаз в живой изгороди ночью.
Ножницы оглушительно щёлкали, каждый миг ребята замирали — не услыхал ли сторож, потому как слух у него был отличный, хоть и немой он. Об этом вся улица знала — бывают такие люди, называются слухонемые.
Проклятые иглы нещадно кололи пальцы. Но мальчишки работали упрямо и целеустремлённо.
Один Оська попытался было увильнуть, но тут, к всеобщему изумлению, Володька вдруг рассвирепел и так треснул по шее своего старшего брата, что тот отлетел на метр.
Поражённый Оська вытаращился на брата, поколебался мгновение — и этого мгновения хватило, чтоб власть переменилась. Отныне главным из братьев стал Володька.
Надо отдать ему справедливость — в отличие от Оськи и многих других деспотов в мировой истории Володька вёл себя прилично, не злоупотреблял властью.
Трудились три ночи подряд. Лаз должен был быть достаточно широким, чтоб в него мог пролезть каждый из заговорщиков, и вместе с тем достаточно узким, чтоб его не заметили поп и его челядь. Дыру замаскировали — заткнули пучком травы.
И вот настал великий день. Вернее, ночь.
Осторожно, цыкая друг на друга и прикладывая пальцы к губам, мальчишки подобрались к лазу, вынули траву и перевели дух.
Было жутковато. Казалось, кто-то притаился в темноте и следит за ними насмешливым глазом. Они мялись, отворачивались друг от друга, никому не хотелось лезть первому.
Наконец Стас вздохнул, отодвинул Оську и полез в лаз.
Ноги его пару раз судорожно дёрнулись, и он исчез.
За ним двинулся Володька, потом Костик. Последним, через несколько минут — Оська.
Всё было спокойно. Луна заливала сад жидким неверным светом. Подозрительно дрожали тени деревьев. Было тихо-тихо.
Костик наступил на сухую ветку, она оглушительно треснула — и тут же все бросились на землю.
Подождали. Никого.
Поползли дальше. Каждый выбрал себе дерево по вкусу.
Костик, например, стал набивать пазуху изумительными, огромными жёлтыми сливами.
Стас облюбовал грушу. Что делали Володька и Оська, Костик не видел. Каждый изо всех сил старался не шуметь. Веток не ломали, не трясли, а осторожно срывали плоды.
Пазухи были уже полны. И Костик вдруг подумал, что в расчёты вкралась ошибка.
Как же они пролезут через узкий лаз такие разбухшие от добычи? Но он не успел как следует обдумать этот вопрос — раздался треск на весь сад, и затем что-то громко шлёпнулось оземь.
