Голоса семьи - [2]

Я решил, что Джейн не дочь, а внучка миссис Уизерс. Миссис Уизерс семьдесят лет. Джейн — пятнадцать. Уверен, что так оно и есть.

Ночами я слышу шепот, доносящийся из других комнат, но не разбираю слов. Слышу шаги на лестнице, но выйти и разведать, что там, не отваживаюсь.

Второй голос. По мере того как смерть подступала к твоему отцу, он все чаще говорил о тебе, говорил с нежностью и недоумением. Я утешала его, внушая, что ты ушел из дома для того, чтобы заставить его тобой гордиться. Кажется, мне это удалось. Одной из последних его фраз было: «Хлопни его по спине за меня. Хлопни его за меня».

Первый голос. Я сделал замечательное открытие. Того лысого старика, который рано ложится, зовут Уизерс. Бенджамин Уизерс. Если это не случайное совпадение, то, значит, он их родственник.

Я спросил миссис Уизерс, как все обстоит на самом деле. Она налила себе джину и довольно долго молчала, перед тем как выпить. Потом взглянула на меня и сказала: «Ты мой любимчик. Я всегда хотела иметь любимчика, но у меня его никогда не было. А теперь есть».

Порою она прижимает меня к себе, словно родная мать.

Но я не забываю, что у меня есть мать, что моя мать — ты.

Второй голос. Иногда я спрашиваю себя: помнишь ли ты, что у тебя есть мать?

Первый голос. Кое-что произошло. Женщина, носящая красные платья, как-то раз остановила меня и пригласила к себе на чашку чая. Я пошел. Ее комната намного больше, чем я ожидал. Внутри — диваны и занавески, покрывала, накидки, коврики, и все стены обиты чем-то мягким, темно-синим. Джейн сидела на диване и с виду как будто бы учила уроки. Мне предложили сесть на тот же диван. Чай уже ждал на столе, разлитый в очень красивые фарфоровые чашки. Сначала подали чашку мне, потом Джейн. Она улыбнулась мне. «Я не представилась, — заговорила женщина. — Я леди Уизерс». Джейн, забравшись с ногами на диван, прихлебывала чай. Пальцы ее ног, обтянутых чулками, упирались мне в бедро. Диван был не самым большим в мире. Леди Уизерс сидела напротив — на диване, значительно превосходившем размерами наш. Платье у нее, решил я, не красное, а розовое. Джейн была вся в зеленом, за исключением ног, на которых были черные чулки. Леди Уизерс спросила о тебе. Я совершенно убежденно ответил, что ты лучшая мать в мире. Она попросила называть ее Лэлли. А Джейн — Джейн. Я сказал, что и так звал Джейн Джейн. Джейн предложила мне булочку с изюмом. Кажется, это была булочка с изюмом. Леди Уизерс откусила от своей булочки. Джейн — от своей. Пальцы ее ног лежали теперь у меня на коленях. Леди Уизерс, казалось, была полностью поглощена своей булочкой там, у себя на диване. Она прикончила одну и принялась за вторую. Никогда прежде я не видел столько булочек с изюмом. Мне хватило одного беглого взгляда, чтобы заметить, что они громоздились на подносах, расставленных по всей комнате. Леди Уизерс благополучно покончила со второй булочкой и тут же взяла новую. Джейн между тем пережевывала свою булочку почти мечтательно, и когда на верхней губе у нее вдруг оказывалась изюминка, не спеша слизывала ее. Это никак не вязалось у меня в голове с тем обстоятельством, что пальцы ее ног пребывали в непрерывном движении, даже в возбуждении. Рот ее, занятый едой, работал ритмично, спокойно; пальцы ног, ничем не занятые, были возбуждены и напряжены до крайности, вели себя, прямо скажем, истерически. Булочка мне досталась твердая, как обломок скалы. Я укусил ее, но она выпрыгнула у меня изо рта и скакнула на колени. Ее схватили пальцы ног Джейн. Это их немного успокоило. Довольно ловко девушка покатала булочку ногами. Я вспомнил, как она, во время одного из первых наших разговоров, сказала, что хочет стать акробаткой.

Второй голос. Дорогой мой! Где ты? Почему ты совсем не пишешь?

Никто не знает твоего адреса. Никто не знает, жив ты или мертв. Никто не может тебя разыскать. Ты сменил имя?

Если ты жив, то ты чудовище. Отец проклял тебя на смертном одре. По правде сказать, он проклял и меня. Он проклинал всех, кого видел. Только тебя он так и не увидел. Я не виню тебя одного в его ужасном состоянии духа перед смертью, но твое отсутствие, твое молчание страшно его угнетали, порождали в нем чувство смертельной усталости. Он отошел, жалуясь и проклиная. Ты этого хотел? Теперь я совсем одна — не считая Милли, которая иногда приходит навестить меня из Доувера. Она приносит мне некоторое утешение. В ее глазах, когда она говорит о тебе, стоят слезы; глаза твоей любимой сестры полны слез. Она сделала по-настоящему удачную партию, и у нее чудный сынишка. Когда сынишка подрастет, он захочет узнать, где его дядя. Что мы ему ответим?

Или в не слишком далеком будущем ты вдруг прикатишь к нам на красивой новой машине, в новом великолепном костюме — как снег на голову — и обнимешь меня?

Первый голос. Леди Уизерс поднялась. «Поскольку Джейн делает уроки, — сказала она мне, — может быть, вы не будете против сейчас уйти и снова прийти к нам в другой день?» Джейн убрала ноги — вместе с моей булочкой, зажатой между двумя большими пальцами. «Да, конечно, — ответил я, — если только Джейн не хочет, чтобы я ей помог с уроками». — «Спасибо, не нужно, — отозвалась леди Уизерс, — с уроками я помогу ей сама».