Голоса из России. Очерки истории сбора и передачи за границу информации о положении Церкви в СССР. 1920-е – начало 1930-х годов - [52]
Косткевич был арестован 19 декабря 1930 г., когда приехал в Киев на военный призыв и на аспирантские экзамены[388]. Большинство его подельников было замешано в деятельности киевских политических антибольшевистских организаций. Среди них Б. Н. Толпыго, Н. М. Воскресенский и др. Косткевич первоначально был привлечен в связи с операцией «Весна». Эта операция была непомерно раздута и отличалась использованием незаконных методов ведения следствия, фальсификациями, против чего даже в то время выступали некоторые сотрудники органов безопасности[389].
Деятельность Косткевича по передаче документов за границу, обнаруженная во время следствия, вызвала такое внимание, что начальник Секретного отдела ГПУ УССР Г. С. Люшков, начальник 3-го отделения Секретного отдела С. Карин и другие его сотрудники составили записку под названием «Об ультраправославных и показаниях Косткевича» и отправили ее в Москву начальнику Секретного отдела ОГПУ.
Генрих Самойлович Люшков с 3 апреля 1931 г. возглавлял Секретно-политический отдел ГПУ Украины. 17 августа 1931 г. он уже был переведен в центральный аппарат ОГПУ-НКВД СССР, где долгое время был заместителем начальника важнейшего из подразделений органов – Секретно-политического отдела. Люшков информировал центр о ликвидации Киевским особым отделом контрреволюционной шпионской организации, в которую входил сын врача Косткевич, близко связанный с церковными активно контрреволюционными кругами Украины и всего СССР. Может быть, успешное раскрытие «шпионской организации» способствовало выдвижению чекиста. (Этот чекист в 1938 г. бежал в Маньчжурию, где рассказал о методах работы ОГПУ.)
Показания Косткевича широко использовались в деле «Истинно-Православной Церкви». Это следственное дело (ЦА ФСБ РФ. Д. Н-7377) было наиболее крупным церковным делом начала 1930-х гг. Оно было спланировано заранее и велось несколько лет, охватив большую часть областей страны. Начало ему было положено арестом группы московских деятелей Церкви, священнослужителей и мирян, выступивших против июльской декларации митрополита Сергия (Страгородского) и взятого им курса на компромисс с безбожной властью. По этому делу было привлечено к ответственности и осуждено 3000 человек, среди них свыше 600 человек священнослужителей, среди которых были 12 архиереев (такие, как митрополит Иосиф (Петровых), епископы Димитрий (Любимов), Сергий (Дружинин), Алексий (Буй), Максим (Жижиленко) и др.), 14 профессоров и преподавателей вузов (А. Ф. Лосев, Д. Ф. Егоров, Н. В. Петровский и др.). В числе главных лиц, привлеченных по этому делу, был и М. А. Новоселов.
Косткевич показал, что после разговоров с киевскими архиереями о желательности передачи за границу сведений о положении Церкви он отправился к архиепископу Василию (Богдашевскому), чтобы сообщить о появившейся возможности передать нужные сведения. Архиепископ Василий отнесся к этому чрезвычайно сочувственно, но якобы сказал, что в настоящий момент далек от дел, мало что знает, а поэтому посоветовал обратиться к Экзарху Украины митрополиту Михаилу (Ермакову), знакомому с Косткевичем ранее.
По показаниям Косткевича, в 1928 г. в Михайловском монастыре произошло свиданием Косткевича с митрополитом Михаилом, который, выслушав Косткевича, согласился воспользоваться предложенным способом связи с условием не называть его имени.
Через несколько дней состоялась вторая встреча с митрополитом Михаилом, на которой последний сказал, что желал бы передать за границу некоторые документы, – в частности, его декларацию с поправками следователя С. Т. Карина, протоколы епископских съездов в Киеве, меморандум на имя польского митрополита Дионисия, «Обзор всех событий в жизни Русской Церкви», сведения о ссыльных епископах. (Видно, что список переданных документов сильно отличается от того, который был указан А. П. Вельминым в письме к Б. А. Евреинову.)
Первым из них указана декларация митрополита Михаила, изданная 17 ноября 1927 г. очень небольшим тиражом[390]. Документ, как и декларация митрополита Сергия, написан под сильнейшим нажимом властей[391]. По словам Г. А. Косткевича, митрополит Михаил выделил абзацы, которые были добавлены С. Кариным по тексту проекта декларации, составленному митрополитом. «Экзарху ничего не оставалось, как эти добавления принять. Митрополит Михаил хотел, чтобы зарубежные иерархи увидели, в какой мере декларация была вынужденной и в каких частях просто была навязана ГПУ»[392]. Целью посылки митрополитом Михаилом данного документа, по словам Косткевича, было сгладить то неприятное впечатление, которое произвела декларация, «реабилитировать себя прежде всего в глазах как русского, так и иностранного заграничного духовенства»[393].
Текст декларации митрополита Михаила с выделенными фрагментами, написанными С. Т. Кариным, не обнаружен, нет и упоминания о нем в письмах Вельмина. Но то, что он существовал, – несомненно. Ведь именно С. Т. Карин, который вносил в проект декларации свои изменения и добавления, допрашивал Косткевича и составлял записку и, следовательно, знал о его существовании.
