Голоса из России. Очерки истории сбора и передачи за границу информации о положении Церкви в СССР. 1920-е – начало 1930-х годов - [40]

, послание соловецких епископов.

Переписка Г. А. Косткевича с А. П. Вельминым

Пакет с документами от Косткевича был передан консулом Бабинским проживавшему в Польше Анатолию Петровичу Вельмину, старому знакомому Косткевича, который помог скрыться Вельмину во время массовых арестов на Украине в 1923 г. Вельмин вспоминал: «Когда мне 7 лет тому назад пришлось перейти на нелегальное положение, он – тогда еще 19–20-летний мальчик – оказал очень много ценных услуг и мне лично, и другим моим товарищам по несчастью и одно время был моей связью с внешним миром, подвергаясь из-за этого большой опасности»[310]. В эти годы А. П. Вельмин активно занимался журналистской и политической деятельностью.

Дальнейший путь документов, переданных Косткевичем, отражен в переписке А. П. Вельмина с обосновавшимся в Праге историком и политиком Борисом Алексеевичем Евреиновым и в других документах из фондов Пражского исторического архива русской эмиграции[311], ныне хранящихся в Государственном архиве Российской Федерации (ГА РФ). Другим источником сведений передачи за границу комплекта документов о положении Церкви в СССР служат следственные дела.

Борис Алексеевич Евреинов был представителем «Центра действия» в Польше, на которого была возложена ответственная задача «технической организации проникновения в Советскую Россию и связи с внутрисоветскими антибольшевистскими организациями»[312].

Он родился 21 ноября 1888 г. в с. Борщень Сунженского уезда Курской губернии. Окончил историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета. Служил мировым судьей Льговского судебного мирового округа. С марта по октябрь 1917 г. занимал должность уездного комиссара Временного правительства. Принадлежал к кадетской партии. С июня 1918 по февраль 1919 г. работал в министерстве исповеданий в Киеве. Затем вступил в Добровольческую армию. После ранения эвакуирован в Грецию, оттуда перебрался в Югославию, а затем в Польшу, где прожил несколько лет, активно занимаясь общественной деятельностью.

А. П. Вельмин писал об этом человеке: «С Борисом Алексеевичем Евреиновым я впервые встретился и познакомился в Киеве в 1918–1919 гг. Хотя тогда мое знакомство было мимолетным, а встречи редкими, я сразу почувствовал к нему большую симпатию. Затем наши дороги разошлись на несколько лет – он очутился в 1920 г. за границей, как эмигрант, я же оставался в России до января 1925 г. Когда я был вынужден, вследствие преследования со стороны советских властей в связи с громким в свое время, в 1924 г., Киевским т. н. “профессорским” процессом “Киевского Центра Действия”, покинуть родину и 5/II 1925 г. я очутился в Варшаве, там в квартире А. А. Вакара я в первый же день встретил Б. А. Эта наша встреча, к сожалению, была так кратка – раз всего лишь несколько часов длилась она, т. к. Б. А. в тот же день уезжал к себе домой в Прагу, но я никогда не забуду того радушного внимания, с которым он отнесся ко мне в первые часы моей беженской жизни. Он сейчас же обещал помочь мне, чем только мог, и это свое обещание исполнил…»[313]

Между ними завязалась оживленная переписка. Не только взаимная симпатия, но и совместная политическая работа соединяла этих деятелей. Евреинов занимался координированием антибольшевистской работы в России, в пересылке и распространении писем участвовал Вельмин. В центре этой деятельности был П. Н. Милюков и некоторые другие лица.

Пакет документов и письмо из Киева были получены Вельминым летом 1927 г. Автора письма он узнал по почерку. В письме Евреинову от 10 июня 1928 г. Вельмин писал: «В июле прошлого года мне совершенно неожиданно был передан большой пакет, полученный для меня из России (не по почте, конечно). В нем я нашел большое письмо, написанное знакомым мне почерком лица, мне хорошо известного. Это лицо еще в бытность мою в России принимало чрезвычайно живое и действенное участие в жизни Православной Церкви и было лично мне хорошо известно как мужественный, идейный и искренний, хотя, быть может, иногда и увлекающийся человек»[314].

В одном из других писем Вельмин так характеризовал Косткевича: он «отличался глубокой религиозностью и был всецело погружен в дела церковные». Вельмин вспоминал, как в последнее лето его пребывания в России в 1924 г. (он прятался от властей, разыскивающих его) Косткевич посетил его в деревне под Москвой, направляясь в Казанскую губернию к некоему сосланному туда духовному лицу и везя туда ему антиминс и другие вещи, необходимые для богослужения. Несомненно, то был духовный отец Георгия Александровича священник Анатолий Жураковский. «Уже этот факт, – писал Вельмин, – свидетельствовал о большом мужестве его и о глубокой преданности его своему делу». «Таким, по-видимому, он остался и теперь – ведь инициатива сношений со мной принадлежит ему; сами сношения эти и способ их ведь все время подвергает его в буквальном смысле этого слова смертельной опасности; да и самые увесистые приложения к нынешнему его письму служат наглядным доказательством и его бесстрашия и его преданности своему делу служения Церкви: ведь писались они несомненно в течение долгого времени, а хранение таких рукописей представляло такую большую опасность»