Голос в ночи - [17]

Когда три человека и оба маджай-хи были удалены, главная комната выглядела гораздо менее переполненной. Не то чтобы Халида собирался присоединиться к ним в данный момент.

"Я должен выйти, — сказал он голосом Гассана и почувствовал, как домин корчится в его — их — сознании. "Мне нужно доложить принцу … новому императору, что я скоро уеду."

Винн наморщила лоб, когда повернулась. "Ты ему еще не сказал?"

"Нет, и я решил подождать, пока путешествие не станет неизбежным. Вы все должны отдыхать, пока можете, а я вернусь."

Он вышел и закрыл за собой дверь, пока этота надоедливая маленькая хранительница не докучала ему еще больше. Снова появилось фальшивое окно, выходящее в переулок.

Халида прошел по коридору, спустился по лестнице и вышел на ночную улицу. Конечно, он не собирался отчитываться перед новым императором. Это было просто самым правдоподобным оправданием того, что он должен был сейчас сделать.

Была назначена иная встреча.

Пока он шел по ночным улицам, его мысли были заняты одним человеком, оставшимся в святилище, единственным, кто действительно беспокоил его.

Как он ни старался, но ни разу не смог проникнуть в мысли и воспоминания израненного греймасги.

То, что оба разума маджай-хи были непроницаемы, тоже не было сюрпризом, но старший эльф был совсем другим делом. Каждый раз, когда он пытался проникнуть в сознание Бротана, его усилия оказывались скрытыми тенями.

Это было похоже на ощущение движения где-то в лабиринте черных газовых занавесок. Каждый раз, когда он ощущал там движение и отбрасывал в сторону очередную драпировку из ночной ткани, он сталкивался с тем же самым.

Халида вдруг осознал, каким тихим и спокойным стал Гассан иль'Шанке.

"О, тс-тс, мой домин, — прошептал он про себя и вслух. "Ты действительно думаешь, что в этом шраме есть хоть какая-то надежда? Совсем наоборот."

Углубившись в город, он направился к менее населенному району, состоявшему в основном из давно закрытых магазинов. Там он проскользнул в проход между закусочной и парфюмерным магазином и вышел в заднюю аллею на странное сборище.

Взгляд Халиды сначала остановился на мужчине, стоявшем в стороне, словно делая вид, что он никак не связан с остальными. Он был высок и хорошо сложен, а его лицо было таким бледным, что казалось, будто оно мерцает даже в темноте. За исключением головы, больше ничего не было видно, от черных перчаток и туники с кожаными шнурками до темных брюк и высоких сапог для верховой езды. О, и еще был широкий кожаный ошейник с тройными ремнями, застегнутыми вокруг шеи, как будто ему нужна была дополнительная поддержка, чтобы держать голову прямо.

Сау'илахк молча смотрел на Халиду, оба они прятались в украденной плоти, хотя, по крайней мере, собственная плоть Халиды была еще жива. Павший Сау'илахк когда-то был первым и высшим из почтенных жрецов иль-Самара, возлюбленным, во время Великой войны. На самом деле, он и его друзья были простыми фокусниками, хотя его тоже предали возлюбленные.

Халида знала эту историю, или, по крайней мере, важные ее части, которые были единственными, что имело значение.

Сау'илахк молил своего Бога о вечной жизни; вместо этого он должен был просить вечную молодость. Только один мог дать ему истинное бессмертие и сохранить его красоту незапятнанной возрастом. Вынужденный наблюдать, как его собственное тело разлагается и умирает, он все же обрел свою вечную жизнь, своего рода, как неживой дух. Призрак Сау'илахк обрел плоть совсем недавно.

Бедный, бедный священник, высокий или нет, уничтоженный безграничным тщеславием и принявший синонимы.

Халида старался не улыбаться. Бывшему священнику можно было доверять не больше, чем когда они ненавидели друг друга при жизни. Теперь взаимная ненависть к их Богу была сильнее, и ненависть Сау'илахка могла оказаться полезной.

Что же касается второго пришедшего на собрание, то Халида перевел взгляд на маленькую полупрозрачную мерцающую девочку в изодранной и окровавленной ночной рубашке, шагнувшую к нему из темноты переулка.

Свет от уличного фонаря в конце переулка одновременно освещал и пронизывал ее. Ее лицо было таким же, как в момент смерти, включая перерезанное горло. Она остановилась на расстоянии вытянутой руки и посмотрела вверх, как будто он был нежелательной необходимостью.

За ней следовали носилки с двумя большими боковыми колесами, которые катила пара мускулистых мужчин-оба ожившие трупы. При виде Халиды мужчины качали носилки вперед, пока их передний конец не застучал по булыжнику. К носилкам был привязан сохранившийся труп, удерживаемый ремнями прямо.

Его руки, сложенные и связанные на груди, были обнажены, обнажая костлявые пальцы и ногти, удлиненные иссохшей, сморщившейся кожей. Он был одет в длинную черную мантию, и там, где должно было быть его лицо, была маска из старой кожи, которая заканчивалась над костлявой челюстью, поддерживающей иссохший рот, вероятно, более иссохший в смерти, чем в последний момент его жизни.

В его маске не было прорезей для глаз.

Как и у бывшего священника в украденной плоти, шея трупа была обернута в затвердевшую кожу, чтобы держать голову вертикально. В отличие от Сау'илахка, это существо было из нынешней эпохи, хотя все еще притворялось, что служит возлюбленному.