Голос солдата - [99]

Шрифт
Интервал

9

Пошел второй год после ранения. Временами мне кажется, что вся моя жизнь прошла в госпитальных палатах. И все-таки я не чувствую себя необратимо отторженным от людей, от нормальных человеческих запросов и желаний. Не знаю, глупость это или легкомысленность, но в душе моей почему-то живет надежда, что все еще как-то устроится, что я не всегда буду только обузой для людей. Встреча с профессором Ислам-заде была как бы первым сигналом из того будущего, о котором я после возвращения на родину мечтал, как моряки, терпящие бедствие в океане, мечтают о береге. Я все больше и больше верил в скорую счастливую перемену в моей судьбе…


В каких только госпиталях не пришлось мне побывать за долгие месяцы после ранения! В палаты превращались бывшие монастырские кельи, школьные классы, номера отелей, громадные солдатские казармы, просто жилые комнаты. И, только оказавшись в клинике Ислам-заде, впервые попал я в больничную палату, специально для этой цели построенную.

Определили Митьку и меня на второй этаж. Его — в четвертую палату, меня — в пятую. Моими соседями опять были Леонид Грушецкий и Васька Хлопов. По-прежнему устроились мы рядышком, как будто ничего для нас не изменилось.

Митька встретился с каким-то своим земляком и застрял во дворе. А я, определившись, отправился на разведку. Спустился по лестнице на первый этаж. Длинный и широкий коридор был полон света. Одна стена, выходящая множеством окон к югу, казалось, не защищает совсем от солнечных лучей. Противоположная состояла как будто только из дверей. Их было не меньше десятка. Я шел по коридору и читал таблички: «Стоматологический кабинет», «Рентгеновский кабинет», «Физиотерапевтический кабинет», «Кабинет лечебной физкультуры», «Процедурная», «Душевая», «Библиотека»…

Библиотека — это интересно. Дернул культей за ручку. Дверь не поддалась. Постучался. Никто не ответил. Очень интересно: библиотека есть, а книг не получишь. Хотел уже было уйти, как вдруг услышал:

— Товарищ больной, одну минуточку!

По коридору в мою сторону, заметно хромая и стуча тяжелым протезом о доски пола, шла совсем юная девушка — можно сказать, девочка — в белом халате. Хорошенькое с красной впадинкой шрама на левой щеке лицо улыбалось приветливо и дружелюбно. Синие в солнечном свете глаза смотрели на меня с бесхитростным любопытством. Незнакомка спросила:

— Вы новенький?

— Новенький. А вы хозяйка библиотеки?

— Ну, скажем, не хозяйка. — Она совсем по-детски засмеялась. — Библиотекарь — это верно. Работаю.

— Работаешь? Простите, работаете?.. — Мне почему-то стало неловко оттого, что чересчур внимательно рассматриваю ее и замечаю такой же внимательный взгляд, направленный на меня. — Сколько же те… простите, сколько вам лет?

— Семнадцать. А что?

— Нет, нет, ничего. Просто… — Я невольно посмотрел на ее протез в темном чулке. — Ничего, я так…

— Это от бомбежки, — сказала она, отпирая ключом высокую белую дверь. — Мы с мамой эвакуировались из Киева. Эшелон разбомбили. Мама погибла, а я вот…

— Прости… простите, пожалуйста.

— Не страшно. Я привыкла. Хотите записаться?

Окна библиотеки выходили на север, в затененный деревьями уголок просторного двора, по которому гуляли больные в серых, синих, коричневых халатах, в больничных пижамах. В помещении библиотеки было не так жарко, как в коридоре. Оно выглядело тесным от забитых книгами стеллажей. Место библиотекаря было за деревянным барьером. Перед этим барьером стоял длинный стол, на котором в беспорядке лежали подшивки газет и журналы «Огонек» и «Крокодил».

Молоденькая библиотекарша прошла за барьер, скрипнув протезом, устроилась у небольшого столика, взяла чистый формуляр, начала задавать разные вопросы и записывать ответы. Фамилия и имя-отчество? Год рождения? Партийность? Национальность? Образование? Номер палаты? Время поступления в клинику? Без этого нельзя было стать читателем библиотеки…

Когда я сказал, что родился в двадцать шестом году, она посмотрела на меня недоверчиво, а потом улыбнулась такой дружеской улыбкой, как будто мы были знакомы тысячу лет или, по крайней мере, когда-то учились в одном классе. Заполнила формуляр, встала, подтянув тяжелый протез, положила на барьер белый прямоугольник твердого картона, подала мне ручку:

— Распишитесь. — Я не взял ручки, и на румяном, совершенно детском лице библиотекарши с чуть-чуть оттопыренной нижней губой и симпатичной щелочкой между передними верхними зубами отобразилось изумление. — Распишитесь, — повторила библиотекарша неуверенно.

— Не могу. У меня левая рука парализована.

Девушка за барьером быстро взглянула мне в лицо, густо-густо покраснела, воткнула ручку в чернильницу, опять подняла на меня глаза и, придерживая протез, опустилась на стул. Прокашлялась, как перед выступлением с трибуны, и спросила:

— У вас мама есть?

— Нет у меня никакой родни. — Я старался говорить беспечно. — Зато есть фронтовой друг. Митька Федосов. Я его сюда в следующий раз приведу. А вас как зовут?

— Лена. Я здесь тоже не одна. Мы с братом и его женой уже второй год вместе живем и вместе работаем…

Я бы с удовольствием не уходил из библиотеки до самого вечера. С Леной мне было интересно и приятно разговаривать. Я чувствовал, что и ей со мной не скучно. Но начали приходить больные (большей частью такие же, как и я, недавние госпитальные), сестры, санитарки. Обменивали книги, о чем-то просили. Мою новую знакомую все называли Леночкой. Теперь ей некогда было заниматься мною. Я не взял ничего читать и пошел к выходу. Леночка крикнула мне вслед:


Еще от автора Владимир Иосифович Даненбург
Чтоб всегда было солнце

Медаль «За взятие Будапешта» учреждена 9 июня 1945 года. При сражении за Будапешт, столицу Венгрии, советские войска совершили сложный манёвр — окружили город, в котором находилась огромная гитлеровская группировка, уничтожили её и окончательно освободили венгерский народ от фашистского гнёта.


Рекомендуем почитать
Иван Ильин. Монархия и будущее России

Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.


Равнина в Огне

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Граф Савва Владиславич-Рагузинский

Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)


Трагедия Русской церкви. 1917–1953 гг.

Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.


Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.