Голос солдата - [89]
— До чего же хорошо, Славка, что попал на оперу! — восторженно заговорил Митька. — Вроде как счастливым человеком сделался… Иду вот, музыка в середке не стихает, и на душе у меня не сказать как тепло. Одно только гнетет. Вот как припомню иной раз, что в Марьино отец-мать зовут…
— А чего расстраиваться? Подумаешь, Марьино! Можно жить в столице и оставаться дикарем, а в деревне ничего не мешает стать начитанным и развитым человеком. Лев Толстой, между прочим, бо́льшую часть жизни провел в Ясной Поляне. Чего улыбаешься? Я мог бы привести тысячи примеров…
— Ишь ты — «примеров»! Уж я-то получше иных-прочих знаю, что за народ у нас в Марьине живет. — Митька смотрел на меня обиженно. — Гляди какой мастер рассуждать. Кому другому скажи, где какой народ живет. А я и сам не глупее тебя.
— Не понимаю, чего ты завелся. — У меня не было никакого желания ссориться с Митькой. — Чего ты, в самом деле? Отца вот вспоминаю — он секретарем райкома партии был, — так точно тебе говорю, в городе редко встретишь такого любознательного и развитого человека. А он после гражданской войны только в сельской местности работал. Само собой разумеется, он был на партийной работе, литпаек получал… Я уверен, человек сам свою жизнь устраивает. В общем, так устраивает, сам понимаешь, как ему нравится, как хочет…
— Послушать тебя — выходит, наши марьинские оттого на оперы не ходят, что охоты у них нет. Верно?
— Чего ты психуешь? По-моему, только что был в хорошем настроении. Что на тебя вдруг нашло?
— Двинулись, что ли?
5
На второй или третий день после прибытия в Баку продиктовал я Митьке письмо Гале в румынский госпиталь. Надо было, наверное, и Томочке написать. И Митька доказывал, что надо. Но она сама сказала на прощанье, чтобы я ей не писал, что ничего больше между нами не будет. А ответ пришел именно от нее. Митька развернул фронтовой треугольник, расстелил на тумбочке письмо, а сам деликатно вышел в коридор покурить.
«Славик, родной! — писала Томочка. — Извиняюсь, конечно, что прочитала твое письмо Гале Мурашовой. Только я потому прочитала, что Гали в госпитале больше нет. Она у нас вышла замуж за одного раненого без ног и уехала с ним в Саратовскую область. Недолго он — его, как и тебя, Славой звать — и полежал у нас в госпитале. Недели две, от силы. В Галю очень влюбился. А она тебя часто вспоминала, письма от тебя ждала. Только пришло оно уж после того, как она со своим Славой уехала. Я все, что у нас было, тоже вспоминаю. О тебе, о Гале, о себе. Бывает, жалею, что с Галей у вас так вышло. Бывает, думаю, может, оно к лучшему.
Из твоих знакомых одна я тут осталась. Любовь Михайловна с мужем своим на родину уехала. А еще раньше тетя Груня домой укатила. Скоро, видно, и мой черед наступит. Как домой попаду, письмо пришлю. На всякий случай вот мой московский адрес. — Она сообщала название переулка, номер дома и квартиры. — Помни. Авось попадешь когда в Москву. Свидимся.
У нас, конечно, ничего серьезного с тобой не получится. Не могу тебя обманывать — не гожусь такому в жены. Не обижайся на меня, Славик. Другого я, может, и смогла бы обмануть, а тебя — нет. Обман такой дорого стоит.
Мите, если он с тобой, сердечно кланяйся от меня.
Целую тебя, Тамара».
Как будто окунулся я в прошлое, в ту жизнь, где со мной были всегда Галя, Томочка, Любовь Михайловна. И стало мне жалко прошлого, как будто там, в том времени, осталось мое счастье, как будто, расставшись навсегда с этими женщинами, спасавшими меня от гибели и думавшими о моем будущем не меньше, чем я сам, я потерял последнюю надежду на удачу в жизни…
Томочка раньше казалась мне человеком сильным, не знающим страха перед житейскими сложностями, А вот сейчас впервые распознал в ней слабую женщину, для которой жизнь совсем не так проста, как может представиться со стороны. Захотелось написать ей, подбодрить, сказать, что не стоит бояться мирной жизни, что ей себя судить не за что. Я, например, всю жизнь буду вспоминать о ней с любовью…
Такое письмо не продиктуешь. Этот разговор немыслим в присутствии свидетеля. Если за тебя будет писать кто-то — даже Митька, — все равно всего, как хочется, не скажешь. Так что не смогу я написать Томочке. Отбыть номер бессмысленно. А то, что должно идти от души, — не получится.
Вошел Митька. Внимательно присмотрелся ко мне, сел на соседнюю кровать. Сидит, ждет, когда я начну рассказывать. А у меня пропало желание разговаривать. Митька не удержался:
— Чего пишет-то? Секрет, что ли?
— Какой там секрет? На, читай. — Культей подвинул я к нему развернутый треугольник письма.
Он читал долго, вчитываясь в каждое слово и беззвучно шевеля губами. Левой рукой почесывал вспотевший лоб. Несколько раз украдкой посматривал на меня. Казалось, Митька порывается что-то сказать, но заставляет себя молчать. Дочитал он письмо, сложил треугольником, заговорил неуверенно:
— Вроде как девка набивается к тебе. — Он опять развернул письмо. — Вишь, об Галке-то чего пишет: «Может, оно и к лучшему». И свой адрес прописала. Со смыслом вроде как…
— Да нет, конечно. Я сначала тоже так подумал. Но зачем себя обманывать? На кой черт ей связываться с таким? Зато я сегодня точно понял, Томочка честнее других. Она напрямик все обо всем говорит. Не вертит, не крутит, не обещает…
Медаль «За взятие Будапешта» учреждена 9 июня 1945 года. При сражении за Будапешт, столицу Венгрии, советские войска совершили сложный манёвр — окружили город, в котором находилась огромная гитлеровская группировка, уничтожили её и окончательно освободили венгерский народ от фашистского гнёта.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.
Пролетариат России, под руководством большевистской партии, во главе с ее гениальным вождем великим Лениным в октябре 1917 года совершил героический подвиг, освободив от эксплуатации и гнета капитала весь многонациональный народ нашей Родины. Взоры трудящихся устремляются к героической эпопее Октябрьской революции, к славным делам ее участников.Наряду с документами, ценным историческим материалом являются воспоминания старых большевиков. Они раскрывают конкретные, очень важные детали прошлого, наполняют нашу историческую литературу горячим дыханием эпохи, духом живой жизни, способствуют более обстоятельному и глубокому изучению героической борьбы Коммунистической партии за интересы народа.В настоящий сборник вошли воспоминания активных участников Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.