Голос солдата - [7]

Галя достала из бумажника гвардейский и парашютный значки, медаль, пристроила их на пижамную куртку. Потом помогла мне облачиться в новый наряд, и мы вдвоем — Галя все-таки одного меня не отпустила! — сошли с возвышения.

Она сначала держала меня под руку. Но я совершенно спокойно мог обойтись без ее помощи, и Галя отошла к своему столику. Я гулял по «вокзалу». Гулял один! Сестра то сидела на своем постоянном месте, под висящим на стене стеклянным шкафчиком для инструментов, то подбегала к раненым. Чаще всего ее звали в противоположный угол, где лежали спинальники — раненые с поврежденным позвоночником. Но и оттуда Галя наблюдала за мной и была готова в любую секунду броситься на помощь. Наконец она все-таки подошла, взяла меня под руку:

— На сегодня довольно. Пойдем-ко на место.

4

Гале Мурашовой в декабре сорок четвертого исполнилось двадцать два года. Из-за малого роста, однако, многие и поныне принимали ее за девчушку-подростка. Она же, напротив, ощущала себя древней старухой. Уж сколько искалеченных людей прошло через ее руки, сколько смертей она повидала! Этого с избытком хватило бы на десятки долгих жизней…

И тем не менее она была молода, и душа ее требовала любви. По правде говоря, однако, Галя свыклась и смирилась было с мыслью, что любовь за войну так же осквернена, как и все прочее на белом свете. Не верилось, что по нынешним временам в душах у людей могло сохраниться то светлое, не замутненное грязью чувство, о котором Галя стала мечтать, как ей теперь представлялось, едва ли не первоклассницей. Мужики все до одного уверены, что для них нет никаких запретов; девки, как ее Томка, к примеру, — что «нельзя теряться», потому что «война все спишет». Прежде, когда им случалось иной раз оставаться дома в одно время свободными от дежурства, они усаживались рядышком на широкой тахте, накрытой ворсистым ковром, и Томка, по праву старшей, непременно поучала ее:

— Глупа ты, подружка дорогая! Для какого принца бережешься? Кто-кто, а я-то хлыщей этих насквозь вижу. Все на один манер: слизнет медок — и ходу! Наслушалась я, Галка, и клятв, и обещаний, и чего твоей душе угодно…

От этих поучений делалось неуютно в комнате. Хотелось уйти, чтобы не слышать голоса подруги, не видеть ее притворно беспечальных глаз. Галя понимала, в своих частых увлечениях Томка никогда не диктовала условий мужикам. Сколько раз она заставала подругу зареванной или наигранно бесшабашной, когда безудержный хохот в любую секунду может обернуться истерикой! Сколько раз приходилось ей, делая вид, будто ни о чем не подозревает, усаживаться подле Томки, обнимать ее и говорить о чем-нибудь совершенно для них обеих постороннем. Отвлечь бы только подругу от горьких мыслей…

Нынче же Гале и самой впору ожидать утешений. Уж как ей горько, как горько! Господи, ведь, все было очевидно: для него, для ее Алеши, она особенная, вовсе не такая, как Томка. Зачем, провожая ее, бывало, после дежурства, он рассуждал о книгах, декламировал стихи, рассказывал о своей мечте — закончить геологический факультет университета, где начал учиться за год до войны?

Сердце ее угадывало, что знакомство с капитаном Стригуновым не случайно и не скоротечно. Господи, да ведь он держался с ней так, как держатся обыкновенно только с самым близким, самым родным человеком. И разве же не была она для него именно таким человеком?

Как любил он ее! Особенно когда понял, что он у нее первый. Галя все последнее время была столь счастлива, что даже не гневалась на Томку, когда подруга позволяла себе развязные шуточки. Галя-то ей в самом затаенном не открылась, хотя Томка обо всем догадывалась. Что за дело, однако, Гале было до того, что о ней кто-то думает?..

Нынче она дежурила ночью. Ей прежде нравились ночные, дежурства. Едва лишь угомонится «вокзал», с первого этажа приходит Алеша, шепотом вызывает ее в коридор. И они долго-долго стоят у распахнутой двери, чтобы слышать каждый звук, в палате. Алеша курит, рассказывает ей о чем-нибудь, изредка привлекая ее и поглаживая волосы, плечи. Славно-то как!..

А вот в эту ночь капитан Стригунов на втором этаже не появился, и она около полуночи сбежала вниз, в сестринскую. Надобно было взять несколько порошков белого стрептоцида. В помещении со спущенными маскировочными шторами на окнах Галя зажгла свет, открыла висящий на стене шкафчик, принялась перебирать медикаменты. Кто-то постучался.

— Войдите. — Она поглядела на дверь.

На пороге стоял Алексей. Обрадованная, Галя шагнула к нему. Все-таки пришел! Во рту капитана Стригунова белела папироса. Он усмехнулся, выплюнул окурок, сказал: «Нашел я тебя, Галочка!» — и, подхватив ее на руки, понес к дивану. Она отбивалась, упиралась руками ему в грудь. С ума сошел! На дежурстве она, ей немедля наверх возвращаться надо. А ежели врач дежурный, чего доброго, в сестринскую заглянет? Алексей-то и дверь вроде бы позабыл запереть…

Потом они стояли друг против друга. На душе у нее было — сквернее некуда. Она спросила:

— Зачем же силком? Завтра Томка дежурит в ночь, Я буду совсем одна. Зачем же по-скотски-то?..

— Милая Галочка! — Он погладил ее по волосам. — Завтрашней ночи у нас, увы, не будет. Утром убываю в часть.