Голос разума. Философия объективизма. Эссе - [135]

Если права субъективны, если право, неотъемлемое для всех людей, – это субъективно «заниматься своим делом», тогда нет никакого объективного основания для понятия силы. Независимо от громкости заявлений либертарианцев о своей приверженности туманному представлению о непринуждении они неизбежно одобряют применение силы.

Например, индивид, который чувствует побуждение к совращению детей, просто «занимается своим делом», и государство не должно ему препятствовать. Члены Североамериканской ассоциации бойлаверов (NAMBLA)[151], выступающей за легализацию половых отношений между несовершеннолетними мальчиками и взрослыми мужчинами, «находятся среди наиболее угнетенных государством лиц в этой стране», пишет Марк Джофф в журнале Individual Liberty, и их поддержка – проверка качества Либертарианской партии. «Любой закон, дискриминирующий по возрасту, несправедлив и не является либертарианским», – говорит он[152].

Поскольку права в такой системе взглядов отделены от разума, дети, как и взрослые, имеют право делать все, что хотят. «Мы выступаем против законодательно внедренной дискриминации против (или в пользу) детей, так же как мы выступаем против любой государственной дискриминации по отношению к любой искусственно определяемой категории людей», – говорится в программе Либертарианской партии[153]. Если семилетний ребенок утвердительно кивает на вопрос, хочет ли он заняться сексом со взрослым, то это его «право». Если он хочет выпить алкогольный напиток, то у него есть «право» этот напиток получить. Если он хочет уйти из дома и жить с незнакомцами, которых только что встретил, у него есть на это полное «право». Если он решает, что хочет принять героин, купить оружие, водить машину или пилотировать самолет, то ни он сам, ни другой не должен останавливаться законом.

Должны ли быть законы против клеветы и оскорбления? Нет, говорят либертарианцы, поскольку тем самым ущемляется право человека говорить все, что он хочет. «Законы о клевете были созданы людьми, кровно заинтересованными в сохранении статус-кво. Использование этих законов предотвращает разжигание противоречий и не допускает изменений», – говорит бывший вице-президент Института Катона (либертарианской исследовательской организации). «Закон о клевете совершенно неверен, – утверждает редактор журнала Inquire. – Свобода слова означает свободу говорить то, что другие могут посчитать неправдой» [Видимо, не существует ложных утверждений.] Главная предпосылка закона о клевете состоит в том, что у человека есть право на свою репутацию, но вы не в состоянии обладать ею или ее контролировать, так как она существует в умах других людей. Этот закон – чудовищная угроза свободе слова»[154].

(Так, недобросовестная реклама своего продукта или продукта конкурента приемлема, потому что репутация продукта существует лишь «в умах других людей».)

Теперь ясно, почему анархизм, вроде бы находящийся вне повестки либертарианцев, выступает его неотъемлемой частью. Анархизм вытекает из аморализма. Если у людей есть право не быть «ограниченными», тогда государство должно быть явлением вне закона. Если нет объективных критериев суждения о добре и зле, то почему человеку нельзя действовать, исходя из собственных ощущений о том, что такое сила? Если все взгляды субъективны и ни одно мнение не менее обоснованно, чем другое, то по какому праву и какими средствами государство может дать объективное определение преступления?

Если основная цель человека состоит в объективном определении и обосновании индивидуальных прав, а также в создании структуры, в рамках которой эти права будут защищены, то он откроет laissez-faire-капитализм и ограниченную власть государства. Если же его основная забота – позволять людям делать то, чего они хотят, и создавать социальный механизм, согласно которому реализация цели покажется возможной, то он откроет либертарианство и анархизм.

Разумеется, никакая социальная система не сделает рабочим иррационализм враждующих группировок. Диктатура – неизбежный результат анархизма. Экзистенционально хаос и разрушительность, которые поощряет анархизм, заставят людей обратиться к тому, кто обещает порядок и безопасность. Интеллектуально у людей не будет оснований сопротивляться деспоту, утверждающему, что его «частное министерство обороны» просто предлагает на рынке самое «эффективное» применение силы, которое, как он считает, полностью «оправдано». Фактически нет существенных различий между диктатурой и либертарианством. Тоталитарист утверждает, что государство может делать все, что пожелает, без каких бы то ни было ограничений; либертарианец настаивает, что индивид может делать то же самое. Оба согласны с тем, что человеком должно управлять желание; не сходятся они лишь в том, чье желание превалирует – частное или государственное. Они разделяют теорию антирациональности и практику антисвободы. (Здесь отлично подходит термин, введенный социологом Эрнестом ван ден Хаагом для описания либертарианства: анархо-тоталитаризм.)

Воинственную эмоциональность либертарианства лаконично передает Уолтер Блок. Он пишет, что добродетель либертарианства состоит «в том, что оно всегда оставляет место для удивительного разнообразия… Мы видели священников, сторонников моногамии и семьянинов как соратников гомосексуалов, садомазохистов, фанатов кожи и любителей так называемого рационального скотоложства… Только либертарианство способно собрать вместе гомосексуальную банду мотоциклистов, наркомана, увлеченного ценой на серебро, и пуэрториканского националиста, всерьез погруженного в теории австрийской экономической школы»