Голос разума. Философия объективизма. Эссе - [134]
Коммунистическое партизанское движение, которое пытается свергнуть поддерживаемое США правительство в Сальвадоре, заслуживает безусловной моральной поддержки, утверждается в Libertarian Vanguard:
«В такой борьбе не может быть морального или политического нейтралитета. Если нам нужно временно объединить силы с приверженцами марксизма-ленинизма, чтобы побороть хунту и ее американских сторонников, да будет так… Победа революции в Сальвадоре станет крупным поражением американского империализма, главной угрозы миру и свободе, прямо на заднем дворе Вашингтона»[143].
Из либертарианства, якобы защитника абсолютной свободы, сочится стандартное «левое» мировоззрение. Бедных и слабых угнетает корпоративное государство; Америка – империалистическая олигархия; Москва хочет мира и участвует в гонке вооружений, чтобы держаться на уровне с мощностями Пентагона; у стран третьего мира нет свободы и процветания только из-за правящей американской элиты; вся американская внешняя политика, от Юго-Восточной Азии до Центральной Америки, направлена на достижения мирового господства США; классовая борьба – ключ к пониманию состояния мира.
Ролевой моделью для либертарианской революции выступают «новые левые» 1960-х гг. – «первое квазилибертарианское массовое движение за столетие» и движение, «воплощающее либертарианские ценности уважения к личному суверенитету, свободе и миру», по мнению участников организации «Студенты за либертарианское общество» (SLS)[144], крупнейшей либертарианской сети в университетских кампусах[145].
Почему «новые левые» потерпели поражение после многообещающего начала? Как объясняет бывший глава SLS, они нуждались во «всеобъемлющей философии социальных изменений. Однако единственно подходящими философскими направлениями были марксизм и ленинизм… Дело в том, что ищущим стратегию для осуществления революционных изменений, некуда обратиться, кроме марксизма»[146]. Не будет ли уроком тот факт, что радикальное изменение требует философскую альтернативу марксизму? Нет, говорит он: «Где бы и когда бы ни находились люди, желающие перемен, будь то угнетенные, идеалисты, интеллектуалы, их притягивало к марксизму невидимой силой. Не думаю, что эту ситуацию можно объяснить тем, что упомянутые мной люди были сторонниками этатизма, авторитарного режима или коллективистами. Движение к марксизму можно объяснить лишь тем, что [как говорит лидер главной студенческой организации “новых левых”] “не было и нет другой последовательной, целостной и четкой философии революции”… Если мы создадим новую, явно либертарианскую теорию революции, то мы можем унаследовать подобное влияние»[147].
Другими словами, социальные изменения происходят следующим образом. Люди, неизвестно как, приходят к выводу, что существующую политическую структуру надо бы уничтожить, и решают устроить революцию, произносят воодушевляющие речи, печатают пламенные листовки, рисуют планы штурма здания правительства, а затем, как покупатели в магазине за минуту до закрытия, они оглядываются по сторонам в поисках подходящей философии, которую можно схватить с полки, чтобы узнать свои дальнейшие действия. Философия, которую они в конце концов хватают, оказывается не той, что дает убедительное объяснение идей, за которые они должны бороться, а той, что дает лучший совет, как пройти мимо охраны здания. Если бы у «новых левых» в 1968 г. была либертарианская «модель» разрушения государства, они не стали бы следовать марксизму. Поэтому будущее либертарианства зависит от того, насколько более заметное место, чем марксизм, оно будет занимать на полках революционного супермаркета.
Бешеное желание свергнуть американское правительство, разделяемое как либертарианцами, так и «новыми левыми», происходит от одного корня. Как это было в 1960-х, когда человек бросал коктейли Молотова в Учебный корпус офицеров запаса[148] и кричал «За революцию!», современный либертарианец – тот еще эмоциональный человек. Он хочет быть привязан к тем чувствам, которые испытывает, какими бы мимолетными и иррациональными они ни были. Он не хочет никаких ограничений в своем поведении. В принципах «Общества за либертарианскую жизнь» (SLL)[149] утверждается, что у всех людей «есть естественное право заниматься своим делом при условии, что один индивид не причиняет физического вреда и не ограничивает жизнь, свободу или собственность другого» [курсив добавлен][150].
Либертарианец интерпретирует свободу как разрешение делать все, что ему хочется. Поскольку он отказался от разума и философии, у него нет возможности дать определение силе. Для него псевдоопределение понятия «сила» – это помехи для желаний тела; любое препятствие на пути человеческих прихотей нежелательно. Люди должны «свободно» действовать, исходя из своих чувственных импульсов. Это либертарианство.
Но это не свобода.
Либертарианство отвергает все ценности и любую мораль, потому что они накладывают слишком много «ограничений». Моральные ценности устанавливают стандарты человеческого поведения, что слишком угнетающе для либертарианца, который вопит о своем желании быть «свободным» от всех ограничений.
