Голос из толпы. Дневниковые записи - [14]
Потом мы пошли в танцевальный зал. Небольшой зал с радиолой, роялем и лощеным гладким полом. Открыли его в десять вечера.
– Кто этим ведает? – спросил я Петьку.
– Студсовет.
Народу сперва было мало. Танцевали восточники с блестящими, как у европейцев, черными волосами. Головастые, а в талиях узкие, в костюмчиках.
Пришел какой-то студент с густой шевелюрой на голове и с дамочкой: тонкая юбка до колен, копна зачесанных назад волос, большие крашеные глаза и крашеные брови. Лакомый кусочек мяса!
Я ушел с танцев в половине одиннадцатого. Петька вышел проводить меня на улицу без пальто. Мы простились.
Мне пришла открытка: приглашение в школу на вечер встречи с выпускниками. Идти не хочется, но надо: там учителя соберутся, а если все ребята, как я, решат не идти и понадеются друг на друга, то кто же придет тогда? А во-вторых, интересно: в моей жизни еще не было ничего подобного. Интересно, кто придет, что и как будет.
2 февраля, суббота. В шесть вечера я, как из пушки, был в школе. Пришел, как приглашали – точно к шести, но оказалось рано, очень рано, на целых два часа. Ходил из угла в угол – скверно и неловко было. С Марией Осиповной о чем-то перекинулся, с завучем. Главное, не танцую. Школьников и школьниц собралось много – танцуют, а я хожу и хожу.
Пришла Мария Павловна, бывшая моя классная руководительница, и сразу начала остроумничать. Вот две ее шутки: «А мама не придет?» – «Что же ей здесь делать?» – «Как что? (Вспыхнула почти негодующе.) Пыль с листьев вытирать и еще что-нибудь найдем ей делать».
Подошел Топеха. Расспрашивает, а потом вдруг кидает: «Миллион двести стипендия! Как тут не жить?» Я ж только на все это «делал» улыбки. Заплесневел, высох мой мозг. Лишь потом подумалось: «Надо было ответить: у нас стипендия еще больше».
К нам подошла «немка». Я и Герман делаем неловкое телодвижение, собираясь поздороваться с ней за руку, она тоже, хотя вроде бы раздумывает, не решаясь подать руки, мы в замешательстве ждем, наконец она первая протягивает нам руку. Между нами завязывается нудный такой разговорчик – о моем языке, сербском, о студенческой жизни вообще. Я мельком озираю ее маленькие тугие грудки и думаю, что с ней еще можно было бы…
Мы с Германом походили по школе, зашли в буфет, но, увы, там даже лимонаду нет.
А школа изменилась. Какой стал спортзал! Среди школьников есть даже чемпион СССР. Есть свой радиоузел. Висят программы радиопередач на переменах, концерт по заявкам. В коридоре на первом этаже, где начальные классы, вдоль стен поставлены шахматные столики, маленькие грифельные доски.
Но вот радио перестало наигрывать танцы. Объявили: все – в актовый зал на торжественное собрание.
В этот момент пришел Бродский, мы сели с ним вместе, разговорились. Выбирают президиум из учителей, выпускников – по одному от каждого выпуска. Из нас двоих в президиум выбрали Бродского, ему нужно будет толкать речь. Я краснею, чувствую себя уязвленным. Бродского (какого-то!) предпочли мне? По чьей же из учителей указке?
Выступает с краткой речью Макс: мол, решено проводить такие встречи по первым субботам февраля, мол, в первую такую встречу они собрались в пионерской комнате, а теперь вон сколько собралось, через два года и того больше будет, ибо сейчас в школе два десятых класса и четыре восьмых, так что в будущем и этого зала не хватит.
Во время его выступления приходят наши – Александров, Макаров, Сметанин, Мишка Новиков и другие.
Увидев, что наши пришли и сели невдалеке, я смутился, не стал глядеть в их сторону: встретимся-де после доклада (а тотчас пересесть к ним не догадался). Они меня увидели, зашептались, я обернулся, и они позвали меня к себе.
Первые двое, выступавшие от имени выпускников, блеснули иностранными словечками: Воронов – абитуриенты, Бродский – интеллектуальный. Последние двое не блеснули: они еще молоденькие студенты.
Ребята изменились, конечно.
Александров35. Внешний вид – профессор. Он готовится им стать. Привычки тоже профессорские: горбится, костюм широкий и длинный; когда Александров сидит, застегнута лишь нижняя пуговица пиджака; сгорбился, а голова – прямо, подвижные руки – вниз. По-профессорски держится, говорит бойко, быстро, пересыпая речь острыми словечками; лицо полное, начинает заплывать жиром, белые, почти незаметные усики, лоб узкий, но голова большая, сплюснутая с боков, как у лошади; черные блестящие с пробором волосы. Даже в его шутках сказывается жизненная его цель. «Когда вы пополнеете?» – обращается Варвара к Сметанину. Александров смеется: «Когда кафедру получит».
Сметанин. Мешковат, робок и все время ходит красный; с неловкими, резкими движениями. Но тоже не совсем студент. Это кандидат наук, причем вечный.
Мишка Новиков. Пополнел. Вечно хохмит. Весело встречается с такими же, как он, донжуанами из третьего-четвертого выпусков. Завидя его, они радостно здороваются с ним. Он же здоровается с несколько пренебрежительным оттенком. Со своей неизменной Тамарой, видно, на ножах – тихо поругиваются. Он что-то сказал ей, она передернула плечами: «Если ты еще хоть слово скажешь, я встану и уйду». Как пришел, сразу стал перебрасываться шутками с Александровым, но потом вместе с Нелепецом ударился в танцы. У них девочки те же, что и три года назад. Он и Нелепец курили очень дорогие папиросы, наверняка специально, для шику купленные (целый портсигар).
Книга посвящена жизни и деятельности М. М. Литвинова, члена партии с 1898 года, агента «Искры», соратника В. И. Ленина, видного советского дипломата и государственного деятеля. Она является итогом многолетних исследований автора, его работы в советских и зарубежных архивах. В книге приводятся ранее не публиковавшиеся документы, записи бесед автора с советскими дипломатами и партийными деятелями: А. И. Микояном, В. М. Молотовым, И. М. Майским, С. И. Араловым, секретарем В. И. Ленина Л. А. Фотиевой и другими.
В книге рассматривается история бурной политической карьеры диктатора Ирака, вступившего в конфронтацию со всем миром. Саддам Хусейн правит Ираком уже в течение 20 лет. Несмотря на две проигранные им войны и множество бед, которые он навлек на страну своей безрассудной политикой, режим Саддама силен и устойчив.Что способствовало возвышению Хусейна? Какие средства использует он в борьбе за свое политическое выживание? Почему он вступил в бессмысленную конфронтацию с мировым сообществом?Образ Саддама Хусейна рассматривается в контексте древней и современной истории Ближнего Востока, традиций, менталитета л национального характера арабов.Книга рассчитана на преподавателей и студентов исторических, философских и политологических специальностей, на всех, кто интересуется вопросами международных отношений и положением на Ближнем Востоке.
Вашем вниманию предлагается биографический роман о турецком писателе Намык Кемале (1840–1888). Кемаль был одним из организаторов тайного политического общества «новых османов», активным участником конституционного движения в Турции в 1860-70-х гг.Из серии «Жизнь замечательных людей». Иллюстрированное издание 1935 года. Орфография сохранена.Под псевдонимом В. Стамбулов писал Стамбулов (Броун) Виктор Осипович (1891–1955) – писатель, сотрудник посольств СССР в Турции и Франции.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Валентина Катаева включены его публицистические произведения разных лет» Это значительно дополненное издание вышедшей в 1962 году книги «Почти дневник». Оно состоит из трех разделов. Первый посвящен ленинской теме; второй содержит дневники, очерки и статьи, написанные начиная с 1920 года и до настоящего времени; третий раздел состоит из литературных портретов общественных и государственных деятелей и известных писателей.
Книга В.Носовой — жизнеописание замечательных русских танцовщиц Анны Павловой и Екатерины Гельцер. Представительницы двух хореографических школ (петербургской и московской), они удачно дополняют друг друга. Анна Павлова и Екатерина Гельцер — это и две артистические и человеческие судьбы.
Сборник содержит воспоминания крестьян-мемуаристов конца XVIII — первой половины XIX века, позволяющие увидеть русскую жизнь того времени под необычным углом зрения и понять, о чем думали и к чему стремились представители наиболее многочисленного и наименее известного сословия русского общества. Это первая попытка собрать под одной обложкой воспоминания крестьян, причем часть мемуаров вообще печатается впервые, а остальные (за исключением двух) никогда не переиздавались.
Внук известного историка С. М. Соловьева, племянник не менее известного философа Вл. С. Соловьева, друг Андрея Белого и Александра Блока, Сергей Михайлович Соловьев (1885— 1942) и сам был талантливым поэтом и мыслителем. Во впервые публикуемых его «Воспоминаниях» ярко описаны детство и юность автора, его родственники и друзья, московский быт и интеллектуальная атмосфера конца XIX — начала XX века. Книга включает также его «Воспоминания об Александре Блоке».
Долгая и интересная жизнь Веры Александровны Флоренской (1900–1996), внучки священника, по времени совпала со всем ХХ столетием. В ее воспоминаниях отражены главные драматические события века в нашей стране: революция, Первая мировая война, довоенные годы, аресты, лагерь и ссылка, Вторая мировая, реабилитация, годы «застоя». Автор рассказывает о своих детских и юношеских годах, об учебе, о браке с Леонидом Яковлевичем Гинцбургом, впоследствии известном правоведе, об аресте Гинцбурга и его скитаниях по лагерям и о пребывании самой Флоренской в ссылке.
Любовь Васильевна Шапорина (1879–1967) – создательница первого в советской России театра марионеток, художница, переводчица. Впервые публикуемый ее дневник – явление уникальное среди отечественных дневников XX века. Он велся с 1920-х по 1960-е годы и не имеет себе равных как по продолжительности и тематическому охвату (политика, экономика, религия, быт города и деревни, блокада Ленинграда, политические репрессии, деятельность НКВД, литературная жизнь, музыка, живопись, театр и т. д.), так и по остроте критического отношения к советской власти.