Голодная степь - [53]

Идти было жарко, пахло пылью. Горбушин достал папиросы, взял одну, постучал о коробку. Сигарет не курил, предпочитая им папиросы в красивых коробках.

— Могу предложить, Рипсиме…

— Меня обычно зовут Рип…

— Красивое имя.

— Я же говорила вам — не курю.

— Тогда, может быть, и мне…

— Что вы!  — жестом показала она на небо.  — В такой гостиной воздуха достаточно.

— Что нового на хлопкозаводе?  — Горбушин с удовольствием закурил.

— Новости везете вы. Хочу о них спросить и боюсь.

— Меня зовут Никитой.

— Так с чем же вы возвращаетесь?  — быстро продолжала она.

Горбушин опять готов был пошутить, теперь немножко похвалив и себя, мол, дела складываются именно так, как я намечал… Но подавил это желание и сказал просто:

— Завтра приступаем к работе.

— Неужели?! Спасибо вам…

— Не думайте обо мне лучше, чем я есть.

— Настроения ваших товарищей я знаю!

— Я сделал только то, что должен был как старший в группе.

— Не скромничайте!

— Я действительно выполнял лишь свои прямые служебные обязанности.

— Тогда скажите, пожалуйста, в чем они заключались.

— Подробно доложить дирекции «Русского дизеля» о неполадках на объекте.

— А товарищи ваши, в частности Рудена, согласились, что вам следует туда лететь?

Горбушин замялся и почувствовал досаду на себя. Да и как не смешаться? Услышал в словах Рип тонкую, злую, веселую иронию, на какую способна только женщина.

Рип, поняв его затруднение, непринужденно переменила тему разговора:

— Хорошо было лететь?

— Нормально… Вам тоже приходилось?

— Один раз. Летала в гости из Ташкента в Москву к двоюродной сестре, и больше не хочется.

— Почему же?

— Когда подходила к самолету, ноги будто помимо моей воли стали замедлять шаги, словно не хотели расстаться с землей. Смешно, правда?

— Это ощущение перед первым полетом. Понравилась Москва?

— Коротко не ответишь. Вот один случай там был…

— Расскажите, пожалуйста!

— Отправилась я в театр Вахтангова. В антракте подходит ко мне молоденький лейтенант в новой форме. «Девушка, говорит, ты откуда?» — «Что вам, отвечаю, нужно, я вас не знаю».  — «А какая, говорит он, разница, знаешь ты меня или нет? Я Игорь. А ты?» Тогда я сказала ему фразу па моем родном языке… Он смеется: «Как это надо понять, может, переведешь?» — «Пожалуйста, говорю, вы грубы и глупы».  — «Да ну, смеется он, это по-какому же, по-армянски?» — «Нет, отвечаю, теперь это уже и по-русски».

— Напрасно вы так. Военным иногда можно простить их невольную поспешность, увольнительная от и до. Я знаю девушку, которая познакомилась с парнем в театре, а какая у них была любовь, знаете, позавидуешь.

Вечер был тяжкий от зноя и безветрия. К этой небесной напасти для Горбушина прибавилась еще земная: новые щегольские сандалеты-оплетки, купленные вчера в Ленинграде, очень жали ноги. Рип же неслась с легкостью птицы. Горбушин, стараясь не отстать шел размеренным шагом спортсмена, терпел жару и эти дурацкие оплетки, впившиеся в тело всеми ремешками, пытался понять причину изменившегося к нему отношения девушки и ничего не понимал. Или, спрашивал он себя, все объясняется просто: надо же и ей как-то поддерживать разговор, если случаю угодно было сделать их попутчиками?

Он вытер пот со лба.

— Нравится вам заведовать ОТК?

— Еще не заведовала, но знаю, что моя работа способна вымотать из человека все нервы.

— Вы станете большой фигурой на заводе.

— С которой никто не будет считаться.

— У вас минорное настроение?

— Нет. Но должность у меня действительно сложная. Мой отдел определяет сортность поступающего хлопка и, следовательно, пену ему.

И стала рассказывать, что в дни массовой уборки хлопка руководители района собьются с ног, дня им будет мало. Члены бюро райкома и райисполкома даже ночью станут наезжать в колхозы и совхозы, просить как можно быстрее собирать урожай и ежедневно максимально сдавать его на хлопкозаводы и заготпункты. Бог — это количество. Денежные премии, ордена, почетные грамоты и высокие звания дают прежде всего за количество. О качестве разговор потом. Отстающий же район критикуют в газетах, по радио, на собраниях, в вышестоящих организациях.

— Так если все требуют друг от друга количества и лишь количества, а заведующий ОТК так же активно — качества, скажите, на кого он будет похож? На Дон Кихота, бросившегося на ветряную мельницу, чтобы остановить ее.

Эти факты напомнили Горбушину то, что рассказал ему и Шакиру Джабаров за кувшином молодого вина.

— Ваш директор говорил, Рип: хлопок белый, а душа у его заготовителей черная, как сапог, от тревог и противоречий. Из этого я делаю вывод, но не знаю, насколько верный: а если урожай убирать медленнее? Это не позволит людям лучше сушить хлопок? Чтобы его меньше согревалось?

Рип снисходительно взглянула на него:

— Все обстоит сложнее. Тут о науке надо вспомнить. Почему она до сих пор не сказала решающего слова о том, что надо делать, чтобы хлопка согревалось меньше? Во всем мире хлопкоробы стараются сохранить качество каждого килограмма, но пока это не удается.

И хлопка, узнал Горбушин, согревалось бы меньше, если бы выполнялись указания ОТК. Начальник из треста, которого она только что проводила, требует хлопок принимать строго по государственным стандартам и только сухой. Значит, товароведы и лаборанты, ее подчиненные, какие-то тележки с хлопком будут вынуждены вернуть хозяйствам на досушку. А разве это понравится колхозам и руководителям района? Ведь и хозяйства между собой и район с районом соревнуются. Встань-ка им поперек дороги!