Голодная степь - [26]

Марья Илларионовна заметила: Рудена правой рукой трогает мозоли левой, ковыряя их.

— Беспокоят?  — спросила она.

— Старые не беспокоят, одеревенели.

— Что же, так с ними и ходишь?

— Иногда отпариваю в воде с содой, потом срезаю ножом.

— Не женское это дело слесарить, в слесарках ходить.

— Привыкла уже.

— Сколько, говоришь, годов работаешь?

— Десять.

Когда ей предложили перейти со сборки в цех внешнего монтажа, откуда слесари, именуемые уже шеф-монтерами, направляются во многие районы страны и за границу монтировать дизели, она это предложение приняла радостно, как долгожданное и наконец-то свершившееся. Непрерывные командировки обещали внести разнообразие в привычно-скучноватую жизнь, показать страну, а главное, обещали хороший заработок, чему Рудена всегда придавала первостепенное значение.

На объекты монтажа она стала ездить со старым мастером, в командировках проводила десять-одиннадцать месяцев в году, там суточных на жизнь ей хватало, а зарплата полностью оставалась. Возвращаясь в Ленинград, Рудена никаких денег не жалела, да и ног тоже, обегая десятки магазинов. Дорогими платьями, костюмами, пальто, перчатками награждала себя Рудена за то тяжелое время, когда училась работать и обрекала себя на голод, чтобы экономить деньги. Теперь ее гардеробу позавидовала бы самая взыскательная модница.

К Горбушину она приглядывалась долго, целый год, встречаясь с ним лишь в те редкие для обоих дни, когда их возвращение с объектов на завод совпадало. То веря своему чувству, то не веря, она изучала Горбушина. Парень высокий, спортивного вида, застенчивый, густые темные волосы не поддаются расческе… Закончил четыре курса института не отрываясь от работы… Ей удалось узнать, что он любил девушку, но почему-то свадьба не состоялась.

И она полюбила его, да ведь как! Словно заново родилась и в светлом, радостном изумлении познавала мир. Выходя утром на работу, она как бы здоровалась с домами, с многочисленными окнами, деревьями, даже с дорогой… Даже к самой себе она почувствовала интерес: могла теперь долго стоять перед зеркалом, безмолвно спрашивая: кто ты?.. Действительно, кто она такая?.. Фигура хорошая, не разбросаешься такими… Глаза хоть небольшие, глубоко сидящие, но яркие. И брови пушистые, с изломом. Светка тысячу раз советовала сделать их ниточкой, как у нее, но это из зависти…

В отдельные минуты Рудена не могла даже сказать, кого она больше любит, себя или его… И это тоже было удивительно… Ни одно из ее прошлых увлечений не сравнить с этим. И если б только полюбил ее Горбушин, никакая Светка уже не уведет от нее парня…

Признаться Горбушину в любви Рудене помог случай, а главное… дом!

Еще дед Никиты Горбушина, известный в Петербурге крупный инженер-конструктор кораблей, умерший от разрыва сердца незадолго до войны, поставил на окраине Гатчины по собственному проекту причудливую дачу. Максим Орестович, отец Никиты, главный инженер одного из больших заводов в Ленинграде, гатчинской дачей отца никогда не пользовался — далеко; на лето снимал дачу в Лисьем Носу, куда ежедневно ездил после работы, а отпуск обычно проводил на Кавказе или в Крыму. Отцовский дом решил подарить какому-нибудь ленинградскому детскому дому, чтобы тот имел свою собственную дачу для летнего отдыха.

Он попросил Никиту поговорить у себя в цеху с кем-нибудь из женщин: не согласятся ли навести в доме необходимый порядок перед сдачей его Ленсовету. Никита посоветовался с Руденой, только что назначенной к нему в бригаду Николаем Дмитриевичем для работы в Узбекистане, и девушка с засветившимися от радости глазами спросила, большая ли дача, как ее найти.

— Об этом не беспокойся, поедем вместе — надо же ее открыть.

Договорившись с Николаем Дмитриевичем об отпуске на пятницу и субботу, Рудена со своей соседкой Леной сложили в мешок необходимые для работы ведра, тряпки, веники, соду, мыло, в отдельную сетку — продукты и отправились на вокзал, где их уже поджидал Никита, тотчас отобравший у них мешок.

Рудена едва не ахнула от восторга, увидев великолепную дачу Горбушиных: оранжевый дом под железной крышей с двумя открытыми балконами, с террасой, застекленной цветным стеклом. Рудена спросила, сколько же времени пустует дом, и пожурила хозяев за его сиротливый, запыленный вид.

Потом медленно шла из комнаты в комнату, цепкий женский глаз все высматривал быстро, точно. Великое счастье иметь такую дачу. Комнаты просторные, светлые, дубовая лестница с резными перилами, полы паркетные квадратными плитками, потолки отделаны вагонкой и покрашены цинковыми белилами, сохранившими блеск и белизну.

Пообещав девушкам приехать за ними в воскресенье вечером рассчитаться за работу и запереть дом, Горбушин ушел на вокзал. Девушки, растопив плиту, до ночи мыли горячей водой оконные рамы, двери, потолки. Рудена удивлялась себе: до чего же ей хотелось так навести порядок в доме, чтобы похвалил Никита. Дом будет принадлежать ему, он единственный наследник у отца… И отчего-то сердце у нее сладко сжималось.

А ночью, когда она лежала на диване рядом со спящей Леной, мысли о Никите, о его доме, который может стать ее домом, овладели Руденой властно, всецело. Она бы постелила в этой гостиной красную дорожку от порога, на ней шалили бы ее дети. Она промечтала всю ночь, ни на минуту не сомкнув глаз, но удивительно, усталости утром совершенно не чувствовала.