Голодная степь - [18]

И тут — парадокс. Нередко именно высокие темпы уборки служат началом большой беды. Хлопок, прежде чем сдать его на заводы, где он будет сложен в амбары и бунты от семисот до тысячи тонн каждый, надо просушить, а в спешке уборки это делается не всегда достаточно тщательно. Люди рассчитывают, сдавая урожай заводам, что там хлопок просушат механическими сушильными средствами, но эти средства, как правило, маломощны и сушат лишь тот хлопок, что уже поступает из амбаров и бунтов в перерабатывающие цеха. Хлопок лежит зиму в бунтах и амбарах, и та его часть, что не была должным образом высушена, начинает, в силу своей гигроскопичности, согреваться, преть, гнить, из первого сорта превращается во второй, третий, однако текстильным предприятиям часто отправляется первым сортом, каким его оплатило государство совхозам и колхозам, и ватерщицы, ткачихи, к которым попадает такой полупрелый хлопок, мучаются от частых обрывов нити. В адрес хлопкозаводов поступает громадное количество рекламаций…

— Хлопок белый, уртаклар, а душа у заготовителей черная, как сапог, от противоречий и тревоги.

Шакир спросил, несет ли кто ответственность за портящийся хлопок. Джабаров ладонью приподнял тронутые сединой усы, вытер их, посмотрел в кувшин, и разочарование отразилось на его темном от загара лице.

— Ответственность прежде всего несет природа хлопка. Она виновата. Против нее статьи в уголовном кодексе нет.

Ответственность несут, слушали дальше Горбушин и Шакир, колхозы, совхозы, кишлаксоветы, райкомы и райсоветы, если мало посеют хлопчатника или плохо его уберут. Тут им спокойно спать не придется. В том же прошлом году уборочная закончилась хорошо, все были довольны, начиная от дехкан, вырастивших урожай, кончая заведующими статистическими управлениями в республиках, дружно отрапортовавшими Москве о высоких темпах уборки и о том, что хлопок государству сдан в основном первым сортом. Тот же факт, что его затем много согрелось, никого уже особенно не волнует, потому что ежегодно во всех странах мира, где выращивается хлопок, он согревается в больших массах, и люди везде к этому привыкли. Сдатчики и заготовители говорят: мы свое дело сделали — вырастили хороший урожай, вовремя приняли его на заводы, а там пусть головы болят у наших ученых… Как лучше сохранить эту капризную и такую ничем не заменимую, необходимую людям культуру?

Горбушин подошел к этажерке с книгами.

— Получается, Усман Джабарович, что второй секретарь не очень-то стремится пустить хлопкозавод в плановый срок?

— Почему не стремится? Он стремится. Но еще больше он стремится обогнать соседа в соревновании по уборке и сдаче урожая заводам, получить за достигнутые успехи орден. Один у него уже есть, обещают второй.

Горбушин взял брошюру, раскрыл наугад. Прочел, что спрос на хлопчатобумажные ткани в России резко возрос во второй половине прошлого столетия, когда красный товар стал властно входить в каждую русскую избу на смену домотканой одежде. Страна вынуждена была покупать хлопок в Америке и других странах по столь высокой цене, что от этого трещал национальный бюджет. России позарез нужен был свой собственный хлопок, а Средней Азией еще Петр Первый остро интересовался, засылая туда умнейших людей своего времени познать быт и нравы соседних народов.

В сухом и жарком климате Туркестанского генерал-губернаторства хлопок родился хорошо, но далеко не в том количестве и не того качества, что удовлетворили бы русский спрос. Поэтому первый же генерал-губернатор Туркестана, не успев еще как следует рассмотреть его и оценить, уже должен был по указанию из Петербурга обратить особое внимание на расширение площадей для посевов. Заговорили о Голодной степи, решили списать в отставку часть солдат и поселить их там, чтобы начать необходимые работы для орошения и посевов высококачественного хлопчатника.

В Петербурге было создано Переселенческое управление с разветвленными пунктами в губерниях; с его помощью множество русских бедняцких семейств потянулось за тысячи километров искать лучшей доли — вон когда, еще задолго до начала нашего века. Свои деревни, похожие одна на другую, они строили по плану Переселенческого управления: с одной, но широкой улицей, по обе стороны обсаженной тополями и карагачами.

Горбушин долго листал брошюру. К нему подошли Шакир и Джабаров.

— Что ищешь, бригадир?

— Я охотно почитал бы что-нибудь о Голодной степи. У вас не найдется?

— У меня все найдется.  — Джабаров нагнулся к нижней полке, достал папку с газетными вырезками.

Они вернулись к столу, и глаза Горбушина быстро побежали по строчкам.

Он прочел, что острую необходимость освоения земель под хлопчатник показала проектно-изыскательская группа русских ученых, пять лет занимавшаяся тщательным изучением почв Туркестанского края. Руководитель группы, крупнейший в Петербурге знаток мелиорации и ирригации профессор Ризенкампф Г. К., он же автор проекта обводнения Голодной и Дальверзинской степей, писал в дни первой империалистической войны: «Если оросительная программа в Туркестане не будет проведена в жизнь, то в течение ближайшего десятилетия мы должны будем уплачивать за границу до четырех миллионов рублей золотом, а в течение ближайшего двадцатилетия до десяти миллиардов рублей золотом…»