Голодная степь - [17]

— Сейчас мы с тобой пойдем к нему.

— А Рудена?

— Хозяйка обещала вечером переселить ее.

— Ничего не случится, если она переселит меня завтра!..

— Я думаю, это неудобно, Рудена, поскольку ты сама просила об этом. Останься!

— Тогда, Карменсита,  — подхватил Шакир,  — придется тебе поскучать с «Анной Карениной», пока Джабариха не придет за тобой.

У Рудены дрогнул от обиды голос:

— Ладно-ладно, черти… Уже сговорились за моей спиной?

12

Квартира директора пахла глиной и солнцем, так оно напекло мазанку за день. Джабаров сидел за столом, поджав под себя правую ногу. На растопыренных пальцах левой руки он держал бело-золотистую пиалу с зеленым кок-чаем (утром Марья Илларионовна приносила шеф-монтерам другой, черный).

Горбушина и Шакира хозяйка встретила приветливо, каждому подала такую же бело-золотистую пиалу, как у Джабарова. На столе лежали круглые белые лепешки, заменяющие в Средней Азии хлеб, в большой пиале — изюм с колотыми грецкими орехами. Марья Илларионовна налила гостям чай.

То, с какой теплотой Джабаров, довольно сурового вида человек, обратился к жене, шеф-монтеров несколько озадачило.

— Машенька, милый дружок… Три мужика за столом! Так нельзя. Что о нас подумают гости?

— Гостей я приглашала на чай.

— Для знакомства надо бы по одной…

— Вы бы знали,  — не слушала его Марья Илларионовна,  — какое ранение он перенес на фронте. Ему и капли белого нельзя. Я угощу вас домашним красным, оно вам понравится.

— Беда…  — поморщился, качая головой, Джабаров, когда она вышла.

Скоро Марья Илларионовна принесла кувшин не вполне еще перебродившего мускатного вина, терпкого на вкус, светло-красного. А сама отправилась переселять Рудену.

Горбушин с любопытством оглядывался: чем же примечательно жилище узбека и русской? Но никакой экзотики тут не было, и Горбушина это даже разочаровало. Полы покрашены, в прихожей большая деревянная вешалка на восемь крюков, у стены трюмо, на призеркальном столике черный телефонный аппарат и платяная щетка.

В следующей комнате, куда дверь была открыта, виднелась двуспальная кровать под легким одеялом и горка маленьких подушек под кружевной накидкой. На стене висел темно-синий ковер с большой пунцовой розой в центре.

По восточному обычаю гость обязан прежде отведать угощения, затем только начинать беседу. Не зная этого, Горбушин взялся было выяснять отношение райкома партии к нуждам завода, полагая, что и об этом его спросят на «Русском дизеле»; его толкнул локтем Шакир, кое-что понимавший в восточных обычаях, да и директор сделал неопределенный жест, бормотнув:

— Кушайте кишмиш, пейте…

Через некоторое время он заговорил сам:

— Если не ошибаюсь, бригадир, ты хочешь нам помочь?

— Но как это сделать?.. Давайте вместе обсудим. Райкому партии известно об авральном положении на станции?

— Мы с Нурзалиевым два раза просили у райкома разрешения завербовать в кишлаках двадцать человек для временной работы.

— У секретаря просили?

— Со вторым объяснялись.

— Почему не с первым?

— Первый у нас недавно. Молодой. Тридцать восемь лет. Инженер-ирригатор. Мелиоративное и ирригационное дело для многих новое, машины сложные. Вот первый все время и проводит с рабочими в степи, делает план освоения. Актуальнейшая, знаете, задача района… Союзное правительство решило через пятнадцать — двадцать лет в Голодной степи создать пахта-арал.

— Если вы считаете,  — ввернул Шакир,  — будто мы понимаем, что такое пахта-арал…

— По нашему хлопок — пахта, арал — море… Хлопковое море должно разлиться в Голодной степи через пятнадцать — двадцать лет, но для этого уже сейчас следует трудиться очень напряженно.

Вино в кувшине убывало, мягкое на вкус, с кислинкой и неустоявшимся еще ароматом, очевидно недавно извлеченное из погреба, оно было приятно холодноватое. Не привыкшие к отчаянной жаре, на которой пеклись весь день, сборщики пили этот мускат глоток за глотком, не забывая, однако, о деле.

Они слушали директора. Второй секретарь райкома, шестидесятилетний Айтматов, не внял просьбе Джабарова и Нурзалиева найти людей для временной работы. Он утверждал: в колхозах тоже не хватает рабочих рук, но там справляются с делом, справятся и они, заводские. А если завалят план строительства, их будут судить партийным судом.

В райком ходил бригадир заводских монтажников Рахимбаев, доказывал первому секретарю необходимость послать на завод людей, но первый, недостаточно опытный, поддержал Айтматова: уборка хлопка на носу, будет преступлением снять с полей сборщиков урожая.

— Сходи, бригадир, к Айтматову, побеседуй!  — заключил Джабаров.

— Непременно…

Много любопытного услышали шеф-монтеры.

Качество хлопка-сырца, а в конечном счете качество всех хлопчатобумажных товаров — вопрос сложный, большой и нередко тревожный и для колхозников, выращивающих урожай, и для работников хлопкозаводов, обрабатывающих его, и для текстильщиков, которые прядут и ткут, и, наконец, это не безразличный вопрос для всего народа, покупающего мануфактуру.

Хлопок гигроскопичен. Это значит, он легко вбирает в себя влагу и очень легко отдает ее. Вот почему, когда он созревает, первейшей обязанностью людей является скорее убрать его с поля, не дать осенней сырости пропитать его. На поля выходит вся уборочная техника, все способное собирать население; норма сбора на человека дается высокая, но ловкие и сильные перевыполняют ее. Рекордсменов награждают почетными грамотами, денежными премиями, орденами, высокими званиями.