– Почему же "жёнам"?
– Ну ты же был уже женат. И той жене тоже был верен, не так ли?
– Не надо…
– Надо, Лёша, надо.
На следующий день, когда я возвращался в дом, где, как мне казалось, мне суждено было обитать последние дни, я услышал звонкий голосок Анфисы:
– Прости его, княгиня! Больно хороший твой Алексей. А что слабым оказался – то и святые грешили. И Господь простил даже самых страшных грешников. Неужто ты своего простить не сможешь?
Я развернулся и пошёл оттуда, очень уж мне было стыдно, и лишь краем уха услышал слова Лены:
– Ты не представляешь себе, как ему трудно. И я тебя уверяю – больше он…
Я вернулся в кабинет и продолжил работу, но у меня ничего не получалось. Часа через полтора, я вернулся в Лизин дом, и, к моему изумлению, она обняла меня и поцеловала, а затем сказала:
– Лена рассказала, что ты хотел удочерить Анфису. Я согласна. И готова тебя простить. Вот только больше так никогда не делай.
Я лишь стал перед ней на колени, обнял её ноги, и ничего не говорил, пока она не потянула меня вверх за плечи.
– Иди, почитай Коленьке, он так тебя ждёт.
После того, как мой маленький заснул, я хотел было пойти на свой топчан, но на нём не было ни одеяла, ни подушки, ни простыней… Я встал на колени и горячо помолился, так, как я уже давно не делал. А через две минуты вошла Лиза.
– Жду я тебя, жду, а ты в Анфисиной комнате. Сходишь завтра в жилконтору, пусть принесут ей матрас, не спать же ей на голых досках. А у нас с тобой своя спаленка есть…
