Голд, или Не хуже золота - [134]

— Вы с отцом, — сказал он ей, — все время обнимаетесь, да?

— Особенно я, — сказала она, не испытывая ни малейшего смущения. — Когда я была маленькой девочкой, я обнаружила, что если, сидя на коленях у мужчины, я начинаю поерзывать, то мне всегда уделяют больше внимания. С тех пор я это всегда делаю.

— Так с тех пор и делаешь?

— Да, вот смотри. — Она тут же уселась ему на колени, и Голд во время этой демонстрации поразился полному отсутствию у нее каких-либо эмоций. — Наверно, с самого детства мне нравились все, у кого торчит член, потому что я понимала — вот где вся сила и все действие. И потому я всегда пыталась быть рядом с мальчишками, и они ничуть не возражали, если я терлась или ерзала.

Голду удалось встать и отойти подальше от нее, никак не показав ей при этом, что он уже не в первый раз шокирован ее взглядами, которые не мог расценить иначе как извращенные и своеобразные.

— Андреа, ты не должна говорить такие вещи, — предостерег он ее с показным добродушием, в котором сквозило неодобрение.

— Даже тебе?

— Может быть, — смягчился он, подумав о том, что нет никакого смысла отказывать себе в новом и освежающем источнике удовольствия, — мне одному.

— Я мало понимаю в таких вещах, — благодарно призналась она. — Я ведь воспитанница колледжа Сара Лоренс, хотя я его и не закончила, а там меня учили говорить правду, как я ее вижу. А знаешь, в Беннингтоне[255] у нас был профессор искусствоведения, так мы вели на него счет. За два года, что он там работал, с ним перетрахались триста двадцать четыре из нас. Ты ведь тоже трахаешь своих студенток, да?

— Нет, — с чувством возразил ей Голд. — Не трахаю.

— Никогда?

— Студенток или аспиранток?

— И тех и других.

— Изредка, — признался он. — Но всегда очень недолго. И вообще так — чуть-чуть.

— В Смите, — спокойно добавила она, — мы устроили охоту на наших отцов.

Голд, прежде чем задать свой вопрос, судорожно проглотил слюну.

— На ваших отцов?

— Вот это было куда интереснее.

Голд снова подумал о том, что же это за девицу собирается он взять себе в жены.

— Извини, дорогая, я не уверен, что правильно тебя понял. На ваших отцов?

— Ну да.

— Господи, — сказал Голд и дотронулся ладонью до лба. — И кто же до этого додумался?

— Я была в первых рядах, — ответила она. — Я чуть не получила награду за лучшие достижения среди старшекурсниц, когда придумала это.

— А твой отец?

— Он был одним из первых. И всегда среди лучших. — Андреа вдруг с радостным воплем прочла его мысли. — Не своих же отцов, дурачок, — громко закричала она и рассмеялась высоким, заливистым смехом, который он последнее время вместе с некоторыми другими ее чертами уже больше не считал таким привлекательным, как прежде. — Это было бы ужасно.

— Я так и подумал, — сухо сказал Голд.

— Мы делали это с отцами других, — объяснила она, снисходительно улыбнувшись. — Мы занимались этим в очередь. Мой отец всегда был самым доступным, не упускал ни одной возможности. Мне нужно было только привести на ночь домой какую-нибудь подружку и шепнуть ему, что она считает его очень сексуальным. После этого дело было в шляпе. Они все сошлись на том, что он первоклассный ебарь. Я думаю, он и сейчас такой. Разве подружки твоей дочери не пытаются лечь под тебя?

— Нет, — закричал Голд.

— Да брось ты, я уверена, что пытаются, только ты этого даже не замечаешь.

— Подружкам моей дочери, — резко сказал он, — по двенадцать с половиной лет. Есть некоторые сферы, моя дорогая, в которых обычно требуется хотя бы минимум деликатности, и мне кажется, что сейчас в одной из таких сфер ты неосторожно выбалтываешь свои секреты.

— Я не согласна, Брюс, — убежденно сказала она с непреклонной решимостью, которую он стал в ней замечать и которой побаивался. — Я знаю, мы оба будем пялиться направо и налево после того, как поженимся…

— Будем? — Его удивление ясно свидетельствовало о том, что ему совсем не понравилась эта идея.

— Что же это у нас будет за брак, если нет?

— Что же это у нас будет за брак, если да?

— Открытый, честный брак, — ответила она с восторженной серьезностью, словно приглашая его представить самые розовые и гармоничные отношения. — И мы будем рассказывать друг другу такие интересные, смешные истории.

Одна только мысль о таком открытом, честном браке, наполненном ежедневными рассказами о том, с кем ты сегодня и как, вызвала у него отвращение, но он ответил ей с похвальным, по его мнению, тактом.

— Мы еще должны будем обсудить этот вопрос до свадьбы, дорогая.

— Никаких секретов, Брюс, мы ничего не должны будем утаивать друг от друга. Я тебе буду рассказывать все и хочу, чтобы и ты мне все рассказывал.

— Я тебе буду рассказывать все, — ответил он, заключая ее в объятия. — А если говорить откровенно, то я тебе скажу, что мне совсем не хочется, чтобы ты мне все рассказывала!

Но симптомы абсолютной несовместимости, казалось, преобладали не в спальне, а в кухне. Голд мог простить женщине фригидность почти с такой же легкостью, с какой прощал страстность, но сколько можно с непревзойденным терпением выносить женщину, которая на кухне проявляла постоянную нерадивость? Со временем появятся кухарки и горничные, но кто будет за ними присматривать? С каждой уходящей неделей в его голове грозовой тучей сгущалась страшная мысль о том, что Андреа, может быть, не просто неумеха и не заинтересована в некоторых сферах семейных обязанностей, но еще и глупа. Три раза впустую разъяснял он ей азбучные истины о беконе; один раз, прожаривая ломтики для яичницы, второй — для гренков и третий — перемешивая кусочки бекона с креветками и луком, чтобы подать с жаренным по-китайски рисом с моллюсками в бобовом соусе, который ему удалось довести для нее до абсолютного совершенства, и она при каждом повторении слушала как загипнотизированная, словно он уже не раскладывал для нее по полочкам тему бекона прежде. На третий раз его уже не забавляло, а раздражало то странное обстоятельство, что он, еврей, должен делать ей научные доклады об эзотерических ценностях бекона. Но и после этого застолья она не помогла ему вымыть посуду, а он не снизошел до того, чтобы попросить ее.