Голд, или Не хуже золота - [132]

— Я думаю, — сказала мачеха Голда, — у него еще один винтик потерялся.

Вид его мачехи со спицами в руках вызвал у Голда какой-то туманный и неотчетливый ассоциативный образ, который мгновение-другое помаячил где-то в подсознании, готовый вот-вот принять отчетливые очертания, но сразу же растворился навсегда, когда Сид сказал:

— Я сегодня прочел в газете, что ученые нашли какие-то способности к языку в правой стороне мозга.

— Разве у мозга две стороны? — спросила одна из сестер.

— Конечно, — сказал Сид с видом благодушной снисходительности; именно она и была для Голда как нож острый. — У любого вопроса две стороны.

— Мозг это не вопрос, — мрачно указал Голд, не поднимая глаз.

— Это ответ? — сказал его отец.

— У всего две стороны, — объяснил свысока Сид непосредственно Голду.

— У всего? — Голд, испытывая восхитительное волнение победителя, понял, что наконец-то поймал его. — И у этого апельсина?

— Конечно, — сказал Сид.

— Покажи мне две стороны у этого апельсина.

— Верх и низ, — сказал Сид. — У всего есть две стороны.

— У треугольника?

— Внутренняя и наружная.

И тогда Голд заявил, что покидает дом Сида и что ноги его больше не будет ни на одном семейном обеде. Как Джоанни, он будет встречаться с ними поодиночке… может быть.

Голд еще раз вежливо поздравил Эстер и Милта с их приближающимся бракосочетанием.

Он без всякого сожаления решил завтра же оставить Белл. Андреа быстро залечит эту рану. Он не сомневался, что отец, брат и сестры откажутся от него, а дети отвернутся. Будущее казалось прекрасным.

УТРОМ он посоветовался со своим адвокатом.

— Сколько денег вы хотите ей оставить?

— Нисколько.

— Одобряю.

— С другой стороны, я хочу, чтобы у нее и у детей было все, к чему они привыкли, и чтобы им ни о чем не нужно было беспокоиться.

— Может быть, мне придется поискать какую-нибудь лазейку в законе.

Утром он отправился на медицинское обследование. Мерш Уэйнрок, который весь дымился от сигарет, как тлеющий тюфяк, и казалось, успел еще больше потолстеть и округлиться даже за те мгновения, пока Голд разглядывал его, вверил Голда попечению ассистента, с которым теперь разделял практику, — очень серьезного, без чувства юмора молодого человека, который бесконечно долго хранил самое угрюмое молчание и погрузил Голда в ужас трагических ожиданий невероятной сдержанностью своих манер. Зловещие предчувствия рокового диагноза начали принимать в воображении Голда сотни разнообразных очертаний.

— Когда вы в последний раз, — спросил длиннолицый молодой врач, когда Голд почувствовал, что больше ни мгновения не может выносить эту ужасающую атмосферу, — принимали ванну?

Голд распрямился из непотребной стойки на локтях и коленях, принятой им несколько минут назад по распоряжению молодого врача, натянул трусы, слез со смотрового столика, запрыгнул в брюки и без стука вошел в просторный темный кабинет доктора Мюррея Уэйнрока.

— Это ты ему сказал, чтобы он спросил?

— Что?

— Когда я в последний раз принимал ванну.

— Неплохая шутка, — Уэйнрок беззвучно рассмеялся, словно сохраняя энергию для более конструктивного использования где-нибудь в другом месте. — Я знал, что у него светлая голова.

— Бога ради, Мерши, — взмолился Голд, — ну скажи мне, когда ты, сучий сын, находишь время заряжать всех на эти идиотские шутки? Что там дальше?

Дальше Уэйнрок послал его к Люсиль на анализы. Черная красавица, казалось, пребывала сегодня не в духе.

— Снова вы волочились за женой доктора? — пробормотала она с убийственной ухмылкой.

Прежде чем Голд успел дать отрицательный ответ, в дверь просунула голову молодая девушка и провозгласила:

— У него в моче очень высокое содержание сахара!

Голд, заглянув через плечо Люсиль, увидел, как она записала: «Сахар в норме».

— У вас, по данным анализа, высокое содержание холестерина в крови. — В истории болезни она записала: «Холестерин в норме». Люсиль с ухмылкой поднялась со стула и искоса бросила на него взгляд, полный убийственной ненависти. — Так-так, — сказала она, — кажется, я примочила еще одного.

— Кого это еще одного?

— Еще одного еврея. Идите-ка туда, я сделаю вам кардиограмму. Снимайте-ка рубашку, пока я не разрезала ее скальпелем. Забирайтесь на эту лежанку и кладите сюда свои кости, а то я сама вас туда заброшу и оглушу, чтобы лежали тихо. Я хотела сказать, ложите свои кости.

— Вы хотели сказать кладите, Люсиль. По-английски вы говорите лучше меня.

— Вы мне тут зубы не заговаривайте. Опять вы оттрахали докторскую жену, да? — Не прекращая говорить, она закрепляла на нем электроды. — Знаю, знаю, так что не врите.

— Да бросьте вы это, Люсиль! Вы же образованная женщина, а не клоун какой.

— Ах вы трахарь беложопый, вы мне не вешайте эту лапшу на уши. Я видела — в вашей моче полно этих паршивеньких гормонов. Лежите тихо, а то я всажу вам нож в грудь. Ого! Вот это да. У вас был инфаркт?

— Нет, — сказал Голд, вздрогнув.

— Хватит врать. У вас был инфаркт, и вы обращались к другому доктору, что, нет?

— Не обращался я ни к кому.

— Вы уверены?

— А в чем дело?

— А ну, лежите тихо, ублюдок. Лежите и не шевелитесь, а то я вам горло перережу. Если не инфаркт, то удар у вас точно был, ведь так? И вы обращались к другому доктору, да?