Голанские высоты - [21]

Тут дверь снова открылась, в нее въехало инвалидное кресло на колесиках. Я представил себя сидящим в этом кресле — от жалости и страха у меня перехватило дыхание… Двое сильных, здоровых мужчин подкатили кресло поближе, схватили меня, проволокли по комнате, не обращая внимания на мое исказившееся от боли лицо, и бросили в кресло. Потом резкими толчками покатили кресло, причиняя мне невыносимые страдания.

Вдруг кресло остановилось. Я огляделся, и мне почудилось, будто я перенесся в какой-то иной мир. Некий, пока невидимый человек прикрикнул на моих конвоиров:

— Что вы делаете, скоты?! Не видите, он ранен? Ну-ка полегче!

Слова эти прозвучали для меня нежданным утешением.

Сердце мое гулко забилось. Уж не снится ли мне все это? Нет, я не брежу. Кресло катили теперь спокойно, осторожно. И вот я оказываюсь перед незнакомцем, который только что спас меня от новых издевательств. Он окинул меня взглядом и улыбнулся. Я поглядел на него с благодарностью улыбнуться в ответ мне помешала боль.

— Оставьте его и уходите! — снова крикнул он. Потом, подойдя к двери, обошел кресло, развернул его и ввез меня в кабинет. Закрыв дверь, он взял со стола пачку сигарет и предложил мне закурить, поигрывая изящной зажигалкой.

Не устояв перед соблазном, я, превозмогая боль, смущенно взял сигарету и сделал глубокую затяжку. Мужчина вернулся к письменному столу, сел и пристально посмотрел на меня. Это был подтянутый молодой человек в штатском. Плоское лицо его было абсолютно невозмутимым, лишь на губах играла вкрадчивая улыбка.

— Ну как, успокоился? — спросил он.

— Немного.

— Эти типы, что привезли тебя, — грубые скоты. Они будут наказаны. Ты, надеюсь, знаешь, где находишься?

Я хотел сперва ответить ему, но промолчал, продолжая жадно затягиваться горьковатым дымком сигареты.

— Значит, ты спокоен?

— Нет. Не пойму никак, почему вы меня так мучаете. Я ранен, я в плену.

— Не беспокойся. Хоть вы и обращаетесь с нашими пленными плохо, я попрошу, чтобы к тебе относились получше. Ты хороший человек и заслуживаешь доброго к себе отношения. Но и ты должен пойти мне навстречу, как говорится, я — тебе, ты — мне.

— Но чем я могу помочь?

— Два-три пустячных вопроса. Ответишь на них, кроме нас с тобой, никто об этом и не узнает. Мы станем друзьями, договорились?

Тут я услышал легкий стук в дверь. Вошел человек, неся две чашки кофе. Я начинал понимать — со мной говорит опытный следователь. Он взял чашку, поставил ее перед собой, с наслаждением отпил глоток. Человек, принесший кофе, закрыл за собой дверь. Мы снова остались один на один.

Следователь с улыбкой посмотрел на меня.

— Вкусно, — сказал он, подняв чашку, сделал второй глоток и, не отрывая взгляда от моего лица, снова поставил чашку на письменный стол. — Почему ты не пьешь? Не любишь кофе? Пей, пей, не бойся. Очень приятно пить кофе и затягиваться сигаретой…

Он взял сигарету, плотно сжал ее губами и обезоруживающе улыбнулся:

— Боишься, парень? Думаешь, там яд? Здорово, я вижу, вас напугали. Не бойся.

Взяв мою чашку, он отпил глоток и поставил обратно.

— Теперь ты спокоен? Честно говоря, плохие люди своими дурацкими поступками подрывают нашу репутацию.

Мне захотелось взять чашку, я шевельнул пальцами, потянулся к ней. Ах, как хотелось выпить горький ароматный кофе, медленно опустошая чашку! Вдруг зазвонил телефон, стоявший на письменном столе. Следователь снял трубку, и зазвучавший в ней голос на чистом арабском языке произнес:

— Мой господин, приготовить электрический аппарат? Рука моя невольно повисла в воздухе. Следователь рассвирепел и крикнул в трубку:

— Нет, скотина, нет. Разве ты не понимаешь, он такой же человек, как и ты? — И, обернувшись ко мне, заговорил серьезно и горячо. — Не бойся. Я противник пыток, к которым прибегают эти скоты. И обращаться с тобой буду достойно. Я отношусь к тебе с доверием, и, конечно, тебя не будут пытать, не будут применять и методы физического воздействия. — Потом, изменив тон, сказал мягко и вкрадчиво. — Я люблю арабов и хочу, чтобы мы с вами жили в мире. Я сам по происхождению араб, и поэтому израильтяне меня не очень-то жалуют. Я буду хорошо с тобой обращаться, а ты помоги мне и тем самым поможешь себе самому. А то попадешь к какому-нибудь зверю, уж он церемониться не станет. — И добавил уже уверенней, допивая свой кофе. — Не бойся, я тебя никому не передам, ты мне нравиться. Пей кофе, быстро все кончим. И я распоряжусь перевести тебя в другое место. Хочешь в общую камеру?

И не успел я ответить, как он сказал:

— Решено. Считай, твой перевод состоялся. А теперь — к делу. Расскажи-ка поподробнее о вашем вооружении, о пунктах военного обучения. Да, и вот еще: что ты знаешь о дислокации ваших частей?

Выронив сигарету, я взглянул на него с испугом. Он смотрел на меня пристально, выжидая. Наши взгляды столкнулись: казалось, от столкновения этого брызнули искры, вернувшие каждого из нас в свой мир, в естественное свое состояние. Мы вновь оказались по разные стороны баррикады. Я смотрел на этого хитреца с презрением, с отвращением. Он отвел глаза, скрывая полыхнувшую в них ненависть. Было видно, что он борется с охватившим его гневом. Наконец, не теряя самообладания, он заговорил все так же любезно: