Гоголь и среда пребывания - [65]

Вторая записка особенно показательна для характеристики эстетических вкусов и привязанностей Гоголя. Из «бумажки» мы узнаем, на какие памятники искусства Гоголь направлял внимание Смирновой; если поименование той или иной картины в «бумажке» может запечатлевать внимание, уделенное ей Смирновой, то самый выбор галереи, виллы, церкви для обозрения принадлежит всецело Гоголю. Но вряд ли во «вниманиях» своих Смирнова была независима от Гоголя: отметы таких памятников, как подсвечники в церкви Cosmedina, или картин Garofalo в вилле Боргезе, – памятников, обычно привлекающих к себе взор художника, а не рядового посетителя музеев, – свидетельствуют не столько о «восхищениях» перед ними Смирновой, сколько о настоятельных эстетических указаниях на них Гоголя. Что это так и было в действительности, видно из такого эпизода. Гоголь водил Смирнову в виллу Фарнезина со знаменитыми фресками Рафаэля, изображающими историю Психеи и Амура и Триумф Галатеи, и, по записи Смирновой для Кулиша, «когда его спутница не столько восхищалась, сколько бы он желал, рафаэлевскою Психеею, он очень серьезно на нее рассердился». Этот маленький конфликт понятен: Смирнова знала, как знают все, прославленного Рафаэля умилительных мадонн, а Гоголь повел ее смотреть Рафаэля улыбчивой эротики, и ему пришлось, не без извинительного эстетического гнева, вразумлять слишком щепетильную фрейлину, давая ей легкий урок свободной эстетики. Этот урок так подействовал, что в позднем очерке о Гоголе (1877), перенеся эти фрески Рафаэля из Фарнезины в другую виллу, Смирнова, запамятовав конфликт, прямо повествует: «Ездили часто на Villa Madama, где прелестная «Галатея» Рафаэля и история Психеи… Купидоны «Галатеи» точно живые летают над широкой бездной, кто со стрелой, кто с луком. Гоголь говорил: «Этот итальянец так даровит, что ему всё удается».

Гоголь начал обзор Рима со Смирновой с трех своих и всеобщих любимцев – собора Петра, Пантеона и Колизея. Посещения Петра отмечены как заключение целого дня еще в субботу и понедельник. Вероятно, они были и в другие дни, как сообщала Смирнова Кулишу. Фасад собора Гоголь находил похожим на комод: пышная пристройка барокко времен папы Павла V, нарушившая равнолинейный план собора, вызвала эту ироническую кличку у Гоголя: она закрыла с площади собора его купол, создание Микеланджело. В Петре Гоголь любил по-настоящему только купол: он им любовался с окрестных римских возвышенностей; к нему относилось постоянное признание Гоголя: «На Петра никогда не наглядишься»; в купол он водил Смирнову, как раньше Жуковского, чтобы лучше уяснить им всё величие создания Микеланджело («Автобиография» Смирновой. С. 284–286).

Не меньше было у Гоголя любви к другому «куполу» – к Пантеону, внушившему Браманте саму идею собора Петра: Пантеон на сводах базилики Константина. В этот единственный языческий храм в Риме, дошедший до XIX столетия целиком, в это совершеннейшее создание античной архитектуры, решившее задачу преодоления тяжести, Гоголь вводил Смирнову исподволь: в первый день он не пустил ее внутрь, дав ей полюбоваться только совершенством купола, – во времена Гоголя еще обезображенного двумя колоколенками, прозванными «ослиными ушами Бернини», их строителя, – а на другой день он ввел Смирнову во внутренность Пантеона, где опять всё очарование – в куполе, лишенном окон и проливающем свет через единственное, ничем не прикрытое отверстие.

С Колизеем Гоголь знакомил свою спутницу также в несколько приемов. Это был любимейший памятник Гоголя. В письме к Балабиной 1838 г. Гоголь с восторгом говорит о новой своей встрече с Колизеем.

В субботу, второй день осмотра, Гоголь повел Смирнову не в Ватикан, куда бы повели обычные чичероне из художников, а во дворец Шьяра (Schiarra) смотреть картины: три из них отмечены в «бумажке»: знаменитый «Музыкант» Рафаэля (1518), женский портрет Тициана, известный под именем «Красавица», и картина, приписываемая Леонардо да Винчи, «Тщеславие и скромность» (теперь приписывается Луини). Кроме Пантеона и Петра, в этот же день были осмотрены две церкви – классический памятник барокко, церковь Gesu (Иисуса), начатая в 1568 г. Виньолой, архитектором, известным еще юноше Гоголю, и церковь Игнатия Лойолы (1626). Эти образцы архитектурной и декоративной пышности воинствующего католицизма Гоголь вряд ли случайно объединил в один осмотр. Это были церкви: одна, принадлежащая иезуитам (Gesu), другая, посвященная основателю их ордена. Церковь Игнатия даже в путеводителях 50-х годов (например, у A. I. du Pays, Itinéraire de l’Italie. Paris. 1859) именовалась образцом богатого безвкусия; церковь Gesu, более ранняя по постройке, самая богатая из римских церквей, еще не растворила в золотой пышности всех крупиц художественности, но и в ней у Гоголя отмечены лишь колонны из лапис-лазури. В тот же день была осмотрена и вилла Фарнезина.

На третий день (воскресенье) Гоголь повез Смирнову за город, на Остийскую дорогу, смотреть базилику Св. Павла (S. Paolo fuori le mura), построенную в V веке и пострадавшую от пожара в 1823 г. Гоголь отметил в этой древней базилике мозаики «Прославление Христа» (V век, в арке над нефом), «Христос на троне среди апостолов» (XIII века, в абсиде) и «новые мраморы» колонн; любопытно, что у Гоголя не отмечены упоминаемые в тогдашних путеводителях малахитовые украшения престолов, пожертвованные в эту базилику Николаем I. Гоголю не удалось как следует рассмотреть прекрасный дворик при базилике, окруженный портиком XIII века из небольших витых колонн с мозаичными украшениями. Площадь Bocca della Verità (Уста истины) была одним из любимых Гоголем уголков Рима, где Средневековье дружно сочеталось с античностью. Площадь эта расположена там, где в древнем Риме была Тибрская гавань и мясной рынок (Forum Boarium). Из двух языческих храмов, сохранившихся здесь, Гоголь упоминает о круглом храме, считая его храмом Весты; на самом деле это был храм бога Тибрской гавани – Портумна. Гоголь осматривал здесь одну из древнейших церквей Рима, S. Maria in Cosmedina, построенную на развалинах храма Геркулеса, дошедшую до XIX столетия в том виде, в каком она была в XII веке (романского стиля), с семиэтажной колокольней VIII века. Гоголь знал и легенду, связанную с названием площади «Уста истины»: в переднем портике уцелела античная маска с открытым ртом; дающие клятву обязаны были класть руку ей в рот, и в случае неправды маска будто бы не выпускала руки назад. Внутри церкви Гоголь отметил остатки Средневековья – мозаичный пол, канделябры, но не упомянул об античной ванне из красного гранита. Из церкви Св. Павла Гоголь и Смирнова возвращались через холм Testaccio, образовавшийся возле тибрских пристаней из неисчислимых обломков глиняных сосудов, в которых привозились из провинции масло, вино, мука и проч. С холма – один из лучших видов на Рим и на купол Св. Петра; значит и эту поездку Гоголь закончил Петром.