Гоголь и географическое воображение романтизма - [13]

Вторая часть исследования представляет анализ пейзажей Гоголя с точки зрения привлеченных к ним географических источников. Всей второй части предшествует теоретическое введение, в котором понятие пейзажа концептуализировано как общее для разных областей искусства и знания: живописи, географии, литературы, ландшафтного дизайна, объединенных основным условием пейзажа – присутствием субъекта, который наблюдает и творит пейзаж. В силу вариативности жанра географического пейзажа в прозе Гоголя в отношении наблюдателя к анализу пейзажей привлекается репертуар скопических режимов современности, описанный в хрестоматийной статье М. Джея[91]. Репертуар включает три режима: итальянский перспективизм, картографический взгляд голландского пейзажа и барочный взгляд, свойственный нашей эпохе в не меньшей мере, чем XVII в. Все три режима присущи гоголевским природоописаниям, не проявляясь в них в чистом виде, однако с явным преобладанием одного или другого типа. Смена режимов наблюдения позволяет нащупать переломные моменты в практиках наблюдения и репрезентации пространства, которые создают некий тайный сюжет зрелищности в прозе Гоголя. Такими моментами являются: 1) появление картографического режима в «Страшной мести» и последующих украинских повестях с историческим содержанием; 2) переход к символическому пространству в первом томе «Мертвых душ» и в «Выбранных местах из переписки с друзьями»; 3) внедрение итальянского перспективизма во втором томе поэмы. Обнаружение последнего режима позволяет ретроспективно выявить и оценить барочный взгляд Гоголя в украинских повестях. Барочная перспектива сочеталась у писателя с картографическим импульсом и участвовала в процессе приобщения географических источников. Роль последних в пейзажах, отмеченных сменой режима зрения (первый и третий случаи), не одинаковая, но в обоих случаях решающая.

Каждой главе второй части предшествуют фрагменты из тех произведений Гоголя, которые в этих главах анализируются, тексты сопровождены примечаниями, направленными на раскрытие источников и пунктирное обозначение ключевых понятий и параллелей.

Первая глава второй части «Картографический импульс в пейзаже „Страшной мести“» посвящена анализу картографической основы пейзажей в этой повести, написанной сразу после публикации статьи «Несколько мыслей о преподавании детям географии». По сравнению с ранее созданными повестями «Вечеров…» «Страшная месть» обладает совершенно иной точкой зрения повествователя, чем повести, написанные до нее, «Сорочинская ярмарка» и «Майская ночь». В последних природоописания Гоголя строились таким образом, что позиция наблюдателя помещалась внутри пространства, которое охватывало его куполообразной сферой. В «Страшной мести» появляется нефиксированный взгляд сверху вниз, который блуждает по поверхности Земли, наблюдаемой с такого расстояния, что напоминает рассматривание карты в большей степени, чем описание пейзажа. В главе рассматривается возможность обращения Гоголя к картографическим источникам – «Картам…» Риттера и «Карте Украины» Г. Л. де Боплана. Главу иллюстрирует копия барельефного изображения Европы Риттера (ил. 1), сделанная графиком Гедрюсом Йонайтисом по публикации оригинальной карты Риттера в книге «Искусство и картография»[92]. Копия весьма близка к тому изображению, которое видел Гоголь. Карта Украины Боплана (ил. 2) взята из «Истории Малороссии» кн. Д. Н. Бантыш-Каменского.

Картографический пейзаж Гоголя впервые появился в повести, которая в цикле «Вечеров…» выделяется наиболее явным историческим контекстом: географический аспект пейзажа конкретизирует исторический фон «Страшной мести», что соответствует мысли писателя о том, что «география должна разгадать многое, без нее неизъяснимое в истории» (VIII, 27–28). Этому же принципу Гоголь следовал и в исторической повести «Тарас Бульба», пейзажу которой посвящена вторая глава второй части книги «История Украины и степь». Упоминания о степи появляются уже в «Вечерах…», однако концептуальное значение образ степи приобретает только в статьях по истории Малороссии в «Арабесках» и в знаменитом пейзаже в «Тарасе Бульбе», где она выступает как пространственный аналог истории украинского народа. Гоголь сохраняет взгляд на просторы Украины с картографической точки зрения, свойственной «Страшной мести», но также описывает степную природу с перспективы непосредственного наблюдателя. Оба режима восходят к географическим источникам – главе «О степях» из книги Гумбольдта «Картины природы» и к «Описанию Украины» Боплана, который в XVII в. в составе отряда польского войска отправился вдоль Днепра к Азовскому морю по тому же пути, которым следует Тарас с сыновьями на Сечь. Анализ текста в отношении этих источников представлен в основной части главы. Вместе с тем предполагается, что в «Тарасе Бульбе» присутствует и личный опыт Гоголя, который можно идентифицировать по повторяющимся деталям в его украинских пейзажах, а также поэтическая традиция в лице А. Мицкевича с его «Аккерманскими степями». Выразителен, в отношении романтической концепции географии Гоголя, факт пренебрежения писателем определенными источниками и мотивами в описании степи, которые должны были быть ему известны, но остались обойденными. Неявный спор Гоголя с имперской концепцией Украины, представленной в книге И. Г. Кулжинского «Малороссийская деревня» (1826), также имеет любопытные географические аспекты.