Годы в Белом доме. Том 2 - [56]

После обеда я вновь затронул уступки Яхья Хана в беседе с ее секретарем Хаксаром. Я заверил его в том, что мы будем подталкивать гражданское правительство, которое должно быть в скором времени сформировано, в направлении бенгальского самоопределения. Я предвидел наступление автономии в Восточном Пакистане к марту, а независимости вскоре после этого. Я предложил, чтобы мы работали вместе по согласованному графику. Хаксар не проявил никакого интереса.

Беседа между Никсоном и г-жой Ганди на следующий день подтвердила несбыточность мечтаний об американо-индийских отношениях. Г-жа Ганди вообще не упомянула ни разу Пакистан. Вся встреча была посвящена обзору положения в мире, при котором г-жа Ганди задавала острые вопросы относительно нашей внешней политики в разных районах мира, как будто субконтинент был единственным уголком мира и стабильности на земном шаре. Она раздавала нам высокие баллы повсюду, кроме того региона. Никсон, со своей стороны, был вполне готов проигнорировать тему предыдущего дня, частично по той причине, что страшно не любил неприятные сцены, а частично потому, что правильно решил, что это был способ г-жи Ганди отклонить разные варианты, предложенные нами. Это было классической демонстрацией того, почему главы правительств не должны вести переговоры по спорным вопросам. В силу того, что тупики, в которые они заходили, были непреодолимыми, а их стремление избегать точности усугубляло дело. Таким образом, визит г-жи Ганди закончился без прогресса ни по одному нерешенному вопросу или даже по образу действий, при помощи которого можно было бы его добиваться.

К 10 ноября новости о проникновении индийских войск в Восточный Пакистан – согласно одному подтвержденному сообщению, два батальона – больше нельзя было игнорировать, имелся риск пакистанских ответных мер. Сиско вызвал и пакистанского, и индийского послов и потребовал проявления максимальной сдержанности. Новый пакистанский посол Н. А. М. Раза пообещал, что его правительство будет избегать всяких провокационных действий. Джха отрицал какое бы то ни было индийское участие в этом; мы не могли опровергнуть эту ложь, не раскрыв наш разведывательный источник. В первой половине ноября мы получили сообщения о том, что некоторые индийские официальные лица высказывались относительно возможности войны еще до конца месяца. Они ошиблись всего на одну неделю.

Я созвал встречу ВГСД 12 ноября. Государственный департамент предложил надавить на Яхья Хана, чтобы он выступил с другой политической программой-максимум как способом «помощи (ему) выбраться из затруднения, не прибегая к войне», как отметил один из представителей Госдепа. К сожалению, единственными уступками, которые он еще не успел сделать, было немедленное освобождение Муджибура Рахмана и объявление независимости половины его страны – уступки, которые он считал унизительными, а посему предоставленными на усмотрение гражданского правительства, которое будет установлено в ближайшее время. Больше нечего было предложить, чтобы избежать безудержного втягивания Индии в конфликт. Единственным подходом, у которого был небольшой шанс сработать, стал бы угрожающий демарш по отношению к Дели; никто не хотел выдвигать это предложение. Я сказал моим коллегам вновь, что мы поддержали бы политическую эволюцию, но ни за что не стали бы поддерживать индийскую стратегию такого наращивания темпов действий, которого Западный Пакистан не смог бы пережить:

«Если г-жа Ганди хочет найти выход, мы должны попытаться предоставить ей этот выход. Но мы сломали себе хребет, стараясь спасти ее. И что она сделала в ответ? Она не приняла ни одного предложения, которые мы выдвигали. Она говорила дружеские слова о нашем президенте, но они никакого отношения не имели к тому, что он говорил. Она просто-напросто пыталась загнать нас в позицию главного злодея. Вопрос сейчас в том, как нам сдержать ее, предоставив ей две трети того, что она желает, и дав возможность использовать предоставленное в качестве основы для следующего шага?»

Время для взаимных обвинений, однако, прошло. Мы столкнулись с кризисом, имея всего несколько инструментов воздействия, помимо увещевания. И поэтому мы вернулись к телеграфному аппарату. Мы продолжили проверку Яхья Хана на гибкость в отношении Муджиба. Госдеп также послал свои депеши с рекомендациями относительно сдержанности. Индия даже не попыталась хоть как-то отреагировать. Она пожаловалась, что наши демарши ставили ее в один ряд с Пакистаном. Индийская дипломатия, получив большую часть уступок, которые она требовала, сосредоточилась на том, чтобы ее посол интересовался статусом одного условия, которое, как она знала, не могло быть выполнено в короткие сроки: освобождение Муджиба и признание его в качестве единственного представителя на переговорах с Пакистаном.

Я сделал свое дело на встрече с пакистанским министром иностранных дел Султаном Ханом, который находился с визитом в Вашингтоне 15 ноября. Этот приличный и способный человек провожал меня в Исламабаде в Пекин всего четыре месяца назад. А теперь я должен был требовать от него, как можно тактичнее, продемонстрировать максимальную гибкость в отношении Муджиба. Он ответил, что, по его мнению, нынешнее военное правительство достигло предела в своих уступках. Однако как только будет сформировано гражданское правительство, примерно через шесть недель, вопрос будет пересмотрен. Яхья Хан лично высказался примерно так же в беседе с послом Фарлэндом 18 ноября, подчеркнув, что его главной целью является выполнение его графика для установления гражданского правительства: «Если гражданское правительство затем захочет иметь дело с Бангладеш через Муджиба или иным образом, это будет делом гражданского правительства, и меня совершенно не будет касаться. Я достигну своей цели, передав власть обратно народу».