Годы испытаний. Книга 2. Волга — русская река - [33]

— Чем?

— Как бы вам объяснить? Есть такое понятие — взаимодействие…

— Я понимаю взаимодействие в бою между танками и авиацией, танками, пехотой и артиллерией. Но, простите меня, взаимодействие между моей дивизией и комендантом района…

— Вот именно. Точнее, это не взаимодействие, а взаимная помощь друг другу. Я готовлю большую операцию против партизан силами своего карательного отряда. Он насчитывает до трехсот человек. Действие этого отряда поддержит смешанный артдивизион. И мне бы хотелось, чтобы вы выделили нам для этой цели, ну, хотя бы батальон танков.

— Батальон танков? — удивился генерал. — Но этого, к сожалению, я сделать не могу. Да и зачем вам так много?

— Танки — это произведет эффект. Ну, можно меньше…

— Танкам действовать в лесу всегда трудно, а зимой эти трудности увеличиваются вдвое: Но главное не в этом. У меня нет свободных боевых единиц. Они выполняют задачу обороны.

— Но понимаете, господин генерал, какой бы это произвело колоссальный эффект. После такой операции, уверен, партизан больше бы не существовало. Я знаю, что вы, господин генерал, испытываете затруднения в рабочей силе. Обещаю вам в ближайшее время большую партию военнопленных. Они уже начали прибывать к нам. Я лично отберу вам сильных, здоровых…

Генерал вспомнил, что командующий танковой группой приказал ему во втором эшелоне дивизии построить перевалочный армейский склад у железнодорожного разъезда.

«Придется пойти навстречу этому коменданту, — промелькнула мысль. — Если он поможет мне рабочей силой, то почему бы мне не пойти на уступки? Направлю в его распоряжение учебную танковую роту. Пусть потренируются новички-танкисты на этих партизанах. Тем более что это им серьезно не угрожает. Артиллерии у партизан нет, а гранаты не так уж страшны на большом расстоянии. Я проинструктирую лично командира учебной танковой роты, как они должны будут себя вести в бою».

Руммер с тревогой глядел на задумавшегося генерала. «Неужели откажет? В каком я буду положении? Обещал, что карательный отряд будет действовать с танками…»

— А вы твердо уверены, господин капитан, что вам больше не придется организовывать операции против партизан?

— Господин генерал, в прошлом я офицер строевой, командовал пехотным батальоном. Тактику знаю хорошо. Железный крест получен мною за удачный штурм моим батальоном Варшавы. Хочу ко всему прибавить, что теперь я разведчик и моя агентура даст точные сведения о партизанах. Дайте мне танки и…

Мильдер слегка улыбнулся и перебил его:

— Архимед требовал для себя точку опоры, чтобы перевернуть землю. У вас более скромные желания, капитан: уничтожить этих бандитов в лесу. Ну что ж, желаю вам успеха! Я выделю в ваше распоряжение роту танков. Об остальном договоритесь с моим начальником штаба.

Руммер, взволнованный такой приятной неожиданностью, встал. Генерал протянул ему коробку с гаванскими сигарами.

— Битте, гауптштурмфюрер…[7]

Глава десятая

Младший сержант Еж, назначенный заместителем начальника приемного пункта нового пополнения от полка Бурунова, гордился оказанным ему доверием. У старшины он выпросил старую комсоставскую портупею, прицепил полевую сумку и до блеска начистил старенькие хромовые сапоги, подаренные ему комбатом Верть.

— Как на свадьбу собираешься, — шутили товарищи из взвода.

Еж тоже ответил шуткой:

— Порядок в каждом деле не вредит, а коль начальник — нужен вид.

Лейтенант Малахов, вызванный к комиссару Шаронову, за себя оставил Ежа. Намаявшись с получением нового пополнения в полк, Еж решил пообедать. Он сидел, хлебал щи, когда к нему с шумом ворвался старшина и втащил за собой пожилого мужичишку лет под пятьдесят с пышными рыжеватыми усами. «Вот канители-то сколько, и пообедать спокойно не дадут», — подумал Еж, с досадой глядя на вошедших.

— Товарищ младший сержант, вот никак не хочет усы сбривать и мешок на склад не сдает. Цельный час уговариваю, сил моих нет. Носится с мешком, как дурень с писаной торбой. Тут народу пруд пруди, а он работу срывает…

Намерзнувшись за день на дворе, Еж после стопки водки, горячих щей в теплой хате был в том отличнейшем расположении духа, которое вызывало у него всегда желание с кем-либо поговорить по душам.

Глянув на флягу с водкой, он завинтил ее пробкой и сказал:

— Оставь, старшина, разберемся. Иди по своим делам. Садитесь, как вас величают…

— Кузьма Ерофеевич кличут меня. Каменков я по фамилии.

Несколько минут они осматривали друг друга, изучая.

Каменков глядел недоверчиво и хитровато из-под насупленных бровей и старался угадать, что принесет ему эта встреча с начальником.

— А из каких вы мест родом?

— С Орловщины я, товарищ начальник.

Ежу понравилось, что собеседник оказался земляком и то, что он величал его с почтением начальником.

— Земляк, значит. Я тоже из тех краев. Чего же ты, Кузьма Ерофеевич, начальство не слушаешь, усов сбривать не желаешь?

— У меня уже года не те, товарищ начальник, чтобы мне с голым лицом ходить.

— А какого ты года?

— Одна тыща восемьсот девяностого.

— Мать моя родная, как же ты, горемыка, попал к нам?

— Да так, как и усе попадают. Поездом везли нас, а посля машиной. Километров десять пехом… У нас всех под чистую забрали, когда под Верховье германец подходил. Верховские мы мужики боевые. По хатам не будем сидеть, когда враг за глотку взял. Вот и я пошел.