Годы испытаний. Книга 1. Честь - [64]

Соседний взвод, который занимал позиции против брода, сняли и куда-то перебросили. Из лесу выскочили несколько бойцов и побежали к взводу лейтенанта Миронова.

Низкорослый, посеревший от пыли боец, подбежав, крикнул: «Окружили!» И бойцы, только что представлявшие силу, имевшие достаточно боеприпасов и исправное оружие, сразу превратились в беспомощных людей, охваченных паникой.

Каждый думал только о себе. Куда бежать? Где спасаться? Растерянность нарастала с приближением резких винтовочных выстрелов, что смешивались с частой дробью автоматов. «Довоевались! Конец нам тут…» — мелькала мысль. Именно в эту минуту появился лейтенант Миронов. Заметив замешательство, он крикнул:

— По местам!.. Оружие к бою!

И в его строгом взгляде, полном решимости, воины почувствовали ту силу, которой им недоставало. Сила эта передалась бойцам, и они, повинуясь команде, опять обрели прежнюю собранность. Стараясь не смотреть друг другу в глаза, они торопливо заряжали винтовки, готовили гранаты к бою.

А от леса бежали все новые солдаты. Особенно бросался в глаза один: он бежал, как затравленный заяц, за которым гналась стая гончих, и кричал: «Окружили, окружили!» Оружия у него не было, на боку висела чем-то набитая сумка от противогаза, пряжка ремня съехала набок, конец ремня болтался.

Неожиданно столкнувшись с лейтенантом и встретив его суровый взгляд, боец остановился, трусливо съежился и опустил глаза.

— Где оружие и противогаз? Куда дели лопату? — крикнул лейтенант, вытаскивая пистолет и сжимая до боли в руке рукоятку.

Еще секунда — и он застрелит паникера. В это время неизвестно откуда появился комсорг — старший сержант Рыкалов.

— Товарищ лейтенант, — сказал он, — не надо его, он ведь с перепугу горланит… Опомнится!

Сразу Миронов почувствовал, будто на разбеге ему подставили подножку. «Чего суется не в свое дело? — гневно подумал он. — Защитник нашелся…»

— Сам трус и трусов защищаешь? — крикнул Миронов. — Сам знаю, что делаю! — И он осуждающе взглянул на растерянного помкомвзвода. Но пистолет вложил в кобуру и, не скрывая неприязни, добавил: — Пойдите винтовку ему отыщите. Он ее бросил… Выдать гранаты и — подносчиком патронов во второе отделение. Понятно? Под вашу ответственность.

Глядя вслед ему, он подумал о Рыкалове: «Кто только назначил такого на командную должность?… Придется просить, чтобы его забрали от меня…»

5

Ветер доносил из лесу нарастающий гул танков. Канашов то и дело подносил к глазам бинокль и пристально вглядывался в синеющую дымку леса, будто пытаясь разглядеть, что делалось у противника там, за лесом. «Если фашисты бросят на полк танки, нам не удержаться и часу, — думал он. — Ну что можно сделать против танков в окопе для ведения огня лежа?»

Единственно, что успокаивало Канашова, — у каждого бойца оставались еще по две-три противотанковые гранаты. Но не так-то просто бороться пехотинцу без поддержки артиллерии, имея при себе только гранаты, когда на тебя, лежащего в мелком окопчике, надвигается грохочущая тысячепудовая стальная громада и дрожит земля.

И еще одна мысль терзала Канашова: «Кто и почему запретил открывать огонь по фашистам? Почему сняли с роты Сизова, который первый вступил в бой, оттеснил вражескую разведку?! Не поддаваться на провокацию? Ну, да ведь на такие провокации лучше всего отвечать так, как на Хасане, на Халхин-Голе! Что же творится: глупость или предательство? Нас учили бить врага на его территории, а вот нас бьют, а мы сдачи не даем, пятимся…»

Рядом стоял Чепрак. Ему не терпелось доложить о чем-то важном, но, видя хмурое лицо командира полка, он не решался. И, наконец, улучив момент, разом выпалил:

— Товарищ подполковник, комдив требует в штаб лейтенанта Миронова. К прокурору, по делу Сизова…

Лицо Канашова исказила боль.

— Пошли ты их всех знаешь куда!.. Что ж, мне воевать без командиров? Всех заберут, одних — подсудимыми, других — свидетелями! Миронова не посылать.

Снаряд заглушил его ругательства, щедро осыпав Чепрака и Канашова горячей землей.

— Видал, какие любезности! — обтирая с лица грязь, крикнул Канашов Чепраку. — Сюда бы их, этих законников… Под огнем они бы скорей рассудили, кто прав: Сизов или вот эти!

Еще два снаряда образовали вилку.

— Нащупали, сволочи… Сообщите в штаб: меняем наблюдательный пункт. Противник засек нас.

Перебежали на запасной. Отсюда увидели, как на лесной опушке развертывается, соскакивая с грузовиков, вражеская пехота. Слаженно, ловко. Вот уже минометчики кладут серию пристрелочных мин перед нашими неокопавшимися цепями.

— Накроют, — сквозь зубы процедил Канашов, опуская бинокль.

Чепрак взглянул. Немецкие пехотинцы бежали во весь рост, прижав к животам автоматы, — вели на бегу огонь. Трассирующие и зажигательные пули создавали пугающую завесу, казалось: все летит тебе в глаза. «Эх, из „максимов“ резануть бы по ним…»

— Огня не открывать! — повторили из штаба.

— Что ж с ними — целоваться прикажете?! — заревел в трубку Канашов.

— Спокойно, спокойно, — услышал он голос Русачева, — не наломайте дров, как Сизов… Мы запросили штаб армии.

Канашов взглянул на поле боя и увидел, что он уже не в силах предотвратить развивающихся событий. Когда немецкие автоматчики приблизились к нашим позициям, пехота с криком «ура» кинулась в контратаку, Завязался не знающий пощады рукопашный бой. Сердитой скороговоркой заговорили станковые пулеметы, отрезая огнем вторую и третью волну вражеских атакующих цепей.