Годы испытаний. Книга 1. Честь - [132]
А в это время в штабе Харин и Поморцев уговаривали Русачева немедленно уезжать на машине. К лесу, где располагался командный пункт дивизии, просочились немецкие автоматчики.
Услышав от Харина, что Жигуленко поехал за Талановой, Русачев рвал и метал, как разъяренный зверь. «Так вот он, каков гусь! Притворился, подлец, а сам по-прежнему бесстыдно обманывает дочь и меня. Пусть только вернется, я ему устрою отъезд… Немедленно прикажу отправить на передовую. Пусть там кровью искупит свою вину». Ему сообщили неприятную новость, что командир полка Муцынов убит, а Буинцев ранен.
Горестные размышления Русачева прервал близкий треск вражеских автоматов.
Харин подбежал к Русачеву.
— Садитесь в последнюю машину. Она везет документы штаба. Нельзя ждать ни минуты.
Русачев в ярости, не помня себя, двинулся на Харина:
— Ты предлагаешь мне ехать в какой-то коробке с пыльными бумагами! На коне всю гражданскую воевал, на коне и теперь не пропаду.
Ординарец тут же подал коня, и, не попрощавшись, ни с кем, два всадника скрылись на бешеном галопе, растаяв в клубах пыли.
Спустя полчаса стало известно, что Русачеву не удалось далеко ускакать. Ординарец убит наповал немецкой «кукушкой», а тяжело раненный Русачев лежит, придавленный убитой лошадью, неподалеку от опушки леса.
Харин посылал трех бойцов, одного сержанта, писаря штаба и лейтенанта — офицера связи выручить Русачева, но к комдиву нельзя было приблизиться — немецкие «кукушки» закрыли все выходы к дороге у опушки. И все посланные были убиты.
Как раз тут-то и появился Жигуленко. Харин набросился на него.
— Это твои шашни с Талановой погубили комдива!
— Иди ты знаешь куда! — крикнул ему Жигуленко.
Неизвестно чем кончился бы этот спор, если бы не появился комиссар дивизии Поморцев. И тут у Харина созрел план.
— Товарищ полковой комиссар, — сказал он, — у меня нет подходящих людей, кто бы мог добраться до тяжело раненного Русачева. Пусть это сделает Жигуленко. Ведь он адъютант.
Поморцев неохотно поддержал Харина.
— Как вы думаете, товарищ старший лейтенант? — обратился он к Жигуленко. — Жизнь Русачева действительно в опасности… Мы теперь наверняка очутились в окружении. Попытайтесь спасти комдива.
Жигуленко взглянул на опустошенную опушку, где за едва различимым бугром крупа лошади лежал Русачев. «Он, может, еще жив, нуждается в помощи. Его нельзя оставлять на растерзание врагам!» Жигуленко повернулся к Поморцеву, подчеркивая этим свое пренебрежение к Харину, и ответил:
— Я выполню ваш приказ, товарищ комиссар!..
Быстро сняв новое снаряжение, он вложил по ручной гранате в карманы брюк, а пистолет поставил на предохранитель. Перебегая от одного дерева к другому, Жигуленко приближался к опушке. Все кругом зловеще молчало. Только где-то далеко распарывали воздух автоматные очереди, и это было похоже на то, будто кто-то рвал огромные простыни.
Постепенно деревья редели. Жигуленко остановился, отдышался. «Зачем я прячусь за деревьями? Ведь никто по мне не стреляет». Он вышел из-за толстой сосны и, пригибаясь, пошел. Оголенная опушка, небольшие пеньки да высокая трава. До Русачева оставалось метров триста. И тут Жигуленко показалось, что Русачев пошевелился. «Значит, жив…»
Тогда Евгений кинулся бежать к нему, но хлесткая автоматная очередь ударила рядом. Жигуленко упал на землю, затаился. И вдруг его охватило чувство безнадежности и отчаяния. Он ясно ощутил, что все это делает напрасно. И сразу Евгений почувствовал себя беспомощным, жалким перед одинокой немецкой «кукушкой». К чему ему гранаты? Они только мешают ползти. Теперь вражеская «кукушка» сделает все, чтобы помешать ему добраться до комдива. «Зачем я ползу туда? Может, Русачев уже умер. Неужели и мне надо губить молодую жизнь из-за никому не нужного трупа?» Мысли его вернулись к Ляне. «Возможно, она уже в штабе. Конечно, не может же она не выполнить приказа. Надо вернуться, разыскать ее и уходить отсюда без оглядки».
Жигуленко повернулся и пополз назад. И снова совсем рядом ударила автоматная очередь, срезая траву и цветы. Жигуленко понял: вражеский автоматчик не только наблюдает, но и охотится за ним. «Если я поползу обратно к своим и он убьет меня, наши поймут, что я струсил, отказался выполнять приказ».
Эта мысль обожгла, точно удар кнута. Евгений повернулся и опять пополз к комдиву. Немецкая «кукушка» молчала. «Может быть, немец не видит меня в густой траве?» Жигуленко сделал короткую остановку, вытер капли пота со лба и снова пополз вперед. И вдруг что-то его остановило. «И чего я ползаю здесь? Зачем? Предположим, доберусь до него благополучно. Ну, а дальше? Как вынесу его, тяжело раненного, когда он находится под наблюдением и обстрелом немецкой „кукушки“? Снайперская пуля может просверлить мою голову — и тогда все… все…»
И снова тело Жигуленко охватило леденящее чувство страха. Он лежал, не в силах сделать ни одного движения. Все вокруг безмолвствовало. Небо заволокло мрачно-грязными тучами. Война распугала птиц, осиротели леса, и только изредка, нарушая тишину, скрипел кузнечик.
Жигуленко поглядел на часы. «Может, дождаться темноты? Как эта разумная мысль не пришла раньше? Точно, я не двинусь до вечера. Поморцев и Харин, конечно, к этому времени уйдут».
