Годы бедствий - [91]

Увидев, что толпа крестьян идет прямо на них, солдаты подняли винтовки.

— Огонь! Огонь! — закричал, размахивая тесаком, Душегуб. — Пулеметы — огонь!

И вот по толпе безоружных, спасающих свою жизнь людей застрочили пулеметы. Люди один за другим падали на землю. Звуки выстрелов, крики, стоны — все смешалось. А люди, подобно волне, шли и шли вперед…

Сяо-ма с дядей на плечах шел прямо на пулемет. Вокруг падали люди. Пуля пробила ему левую руку, по ней текла кровь, и острая боль отдавалась в сердце. Волосы и брови Сяо-ма обгорели. Лицо от огня покрылось ожогами и волдырями, одежда на нем сгорела. Опорки он потерял, и теперь черными, почти обуглившимися ногами ступал по раскаленной земле. Но он не издал ни стона. Крепко стиснув зубы, он с дядей на плечах бежал сквозь огонь. Изредка он оборачивался и смотрел на идущего сзади обгорелого и окровавленного Да-бао. Он искал глазами Мин-эр, но ее тело уже лежало в луже крови.

Прорваться удалось только десятку человек. Это все были молодые ребята. А остальные погибли или в море огня, или от пуль и штыков солдат. Сяо-ма смотрел на бушующее море огня над урочищем Гучэнва и с гневом и болью думал: «Сколько там сгорело людей! Сколько погибло от пуль и штыков солдат! Сколько людей потеряло своих родных, лишилось семьи! Такое не забудется никогда!» — и он низко поклонился в сторону пепелища.

Собрав последние силы, снова взвалив на плечи полумертвого дядю, он пошел прочь от обагренного кровью урочища.

7. Из тысяч потоков образуется море

Сяо-ма и Да-бао по очереди несли Тянь-и. Они, не разбирая дороги, уходили все дальше и дальше.

На рассвете они оказались на кладбище в совершенно незнакомой им местности. Сяо-ма падал от усталости. Соленый пот разъедал его раны, и все тело нестерпимо болело. Он положил дядю на траву, а сам бессильно опустился на могильную плиту и закрыл глаза.

— Передохнем немного и двинемся дальше, — сказал Сяо-ма. — А то как бы снова не попасть в лапы к этим дьяволам.

Да-бао вытянулся рядом с Сяо-ма, с его лица стекали ручьи пота, тяжелое дыхание со свистом вырывалось из груди. Тянь-и без сознания лежал на траве, ничего не понимая. Да-бао сделал два глубоких вздоха, с трудом поднялся и перевязал раны Сяо-ма и Тянь-и.

Сяо-ма также попытался подняться, но тут же беспомощно упал на землю. Когда они прорывались сквозь кольцо солдат, пуля пробила ему икру ноги, и сейчас нога горела.

Он лежал, стиснув зубы.

Да-бао с болью смотрел на друга, но, к сожалению, не мог ничем ему помочь.

— Я не помру, ты не бойся, — успокоил его Сяо-ма. — Ты сходи разузнай, что это за место, да принеси глоток воды горло смочить. Внутри у меня горит…

Светало. Беглецов, кроме ран и ожогов, мучил сильный голод. Да-бао, опираясь на палку, ушел на разведку. Он прошел около пол-ли и увидел старика, ковырявшегося на гаоляновом поле.

— Папаша, — с поклоном обратился к нему Да-бао. — Как называется эта местность?

Старик рукавом вытер пот со лба, распрямил спину и медленно поднял голову.

— Ай-й-я! — испуганно вскрикнул он и отступил на шаг назад.

— Отец, ты не бойся меня! Мы беженцы, японцы и полицейские сожгли наш поселок, и мы бежали. Всю ночь шли в темноте и теперь не знаем, куда мы попали.

— Как сильно ты обгорел! Наша деревня называется Люсиньчжуан.

— Люсиньчжуан? — переспросил Да-бао и вспомнил, что здесь у него должны быть родственники. — А отсюда далеко да уездного центра Цзинхая?

Старик стоял, опираясь на мотыгу.

— Да ли, так, двадцать пять! — махнул он рукой на северо-восток.

Да-бао вернулся и рассказал обо всем, что он узнал, и в конце добавил:

— …Тетка моя по матери живет в Люсиньчжуане, но только после прихода японцев мы с ней ни разу не встречались. Вот только не знаю, тот ли это Люсиньчжуан?

— Иди и разузнай получше, — посоветовал ему Сяо-ма. — Если твоя тетка действительно живет в этой деревне, то, значит, мы почти спасены!

Да-бао искренне надеялся, что все будет именно так. Опираясь на палку, он отправился в деревню. Для этого нужно было пройти через рощу. Подойдя ближе, он поразился: на улицах кудахтали куры, бегали собаки, играли ребятишки, около южной стены женщины весело шили туфли. После первых же вопросов Да-бао понял, что ему волноваться не стоит: все здесь знали его двоюродного брата Сяо-ху. Обрадованный, он шел мимо разрушенной кумирни, когда навстречу ему попался двадцатилетний загорелый парень в темно-синих брюках из грубого полотна, ведущий на поводу быка.

Это был Сяо-ху.

— Сяо-ху! — радостно крикнул Да-бао.

Тот поднял голову и удивленно посмотрел на странного, оборванного человека с сильно обгоревшим лицом. Он никак не мог узнать пришельца.

А Да-бао подскочил к нему, схватил за руку и сказал:

— Да я же твой двоюродный брат Ли Да-бао из деревни Люцзябао!

— Ай-й-я! — воскликнул удивленный Сяо-ху. — Что с тобой стряслось, брат?

— И не говори лучше! — тихо ответил Да-бао.

— Ладно, дома расскажешь. А сейчас садись на быка.

— Со мной еще два человека.

— Где они?

— На кладбище за деревней.

— Я сейчас отвезу тебя домой, а потом схожу за ними.

Сяо-ху отвез брата домой и попросил односельчан помочь перенести Сяо-ма и Тянь-и. Затем он принялся кипятить воду и готовить пищу. Чувствовалось, что он очень рад появлению брата.