Год змеи - [49]
Лоб Махмуда покрылся холодной испариной. Да как же он позволил ей уехать! Почему вообще ждал, чтобы именно она решилась на столь ответственный шаг — уйти из семьи. А где он-то был? Почему давным-давно не явился в дом Кудрата не как вор, как честный человек, и не сказал правды — они с Майсарой не мыслят жизни друг без друга. И неправда, что в кишлаке не поймут их. Конечно, охотники бросить камень найдутся. Но ведь они, он и Майсара, будут вместе, а еще будут рядом те, кому чуждо ханжество…
…— Доброе утро, Махмуд-ака! — Голос Зульфии вернул его издалека, может быть, из Москвы, по улицам которой ходила сейчас его любимая.
— Здравствуй, сестренка, — ответил Махмуд и радостно улыбнулся. — С прекрасной погодой тебя.
Зульфия во все глаза глядела на своего директора. Уж она-то, как никто другой, знала, в каком мрачном состоянии духа пребывал он всю неделю, более того, знала — и почему!
— А вы помните, какой сегодня день?
— Ну, если внимательно посмотреть на календарь…
— Я не об этом, Махмуд-ака, — перебила его Зульфия.
Махмуд пожал плечами, мол, какая разница — день как день. Как сотни прошедших.
— Ровно год назад, вы вошли в этот кабинет хозяином, — сказала девушка с грустью.
— Це-е-е-лый год! — воскликнул Махмуд, вложив в эту фразу боль, любовь и все, что пережил и передумал за это время.
— Всего лишь год, Махмуд-ака, — поправила Зульфия. — Год змеи — по восточному календарю. Говорят, человек, влюбившийся в этом году, обретет счастье.
— Я его обрел, сестренка!
Он помолчал, посмотрел ей прямо в глаза и добавил:
— И она обретет! Клянусь. А твой год — впереди…
НОЧЬ ПЕРЕД ЗАКАТОМ
Роман
Тишина… Чуть слышно за окном шепчутся листья чинары, что верхушкой глядит в глаза звездам, густо усеявшим бархатное августовское небо. Дом Тураба-ака погружен в сон. В соседней комнате спят внуки. Их пятеро, и все мальчишки. Старшему Турабу, названному в честь деда, уже семнадцать, а младшему — Эркину, только пять. Они спят на широкой тахте, кто раскинув руки, кто — свернувшись калачиком, кто — с головой завернувшись в одеяло, а кто — спихнув его на пол.
Тишина… Не скрипнет дверь, возвестив к радости дочери Норой о возвращении домой ее мужа Сувана. Странный, оказывается, этот мужик. Получил в жены дочь председателя колхоза, — это было двадцать лет назад, и Муминов председательствовал в колхозе, — ни копейки не потратил на свадьбу, пришел на все готовое, нажил пятерых сыновей и вот… Поистине мудра народная молва, утверждающая, что ишак и в сорок лет пляшет. Суван начал погуливать. Конечно, теперь он, добившись за спиной тестя всего в жизни, может себе позволить и это. Начальник мехколонны, депутат районного Совета, обладатель персональной «Волги», которую, кстати, выбил ему Муминов. Любовницу себе завел, может, даже и не одну. И теперь каждый день возвращается домой за полночь. Муминов краем уха уже слышал, куда именно носят его черти, собирался с ним поговорить, а тут навалились на голову собственные неприятности, так что теперь не до него. Но дочь, видит, мучается. Ходит мрачная, перестала улыбаться даже детям. А с Турабом-ака, отцом, она почти не видится, потому что он уезжает из дома чуть свет и возвращается довольно поздно. Один Эркинчик ждет деда, не засыпает хоть до утра. Встретит его у входа, повисит на шее, а затем и на колени пристроится… Спросит о чем-либо и, получив поцелуй в щеку, уходит к братьям…
А с Суваном все же нужно поговорить. Кто знает, каким обернется завтрашний день, во всяком случае, он ничего приятного не сулит, а детей нужно поставить на ноги, быть примером им. Тураб вон уже косится на отца, избегает разговоров с ним. Ему мать жалко. Обида за нее может вызвать взрыв ярости и тогда… Надо непременно дождаться его и поговорить…
Тишина… Полная желтая луна медленно скользит над черной горбатой стеной Бабатага, заливая землю тусклым серебром. До рассвета еще часов пять, вполне хватит обдумать свою жизнь, вспомнить ее в деталях. Передумать ее уже нельзя, эту жизнь. И не только ему, Муминову, а и каждому человеку. Обдумать — другое дело. Хотя это, собственно, ничего не меняет. Может, для других послужит уроком? Может, хотя вряд ли. Человек, достигнув определенных высот, начинает чувствовать себя пупом земли и что ему чужие ошибки и промахи! Он сам способен совершить их в большом количестве. Причем, в полной уверенности, что поступает правильно. Как и сам Тураб-ака…
Тишина… Такая же тишина была весной тридцать первого года, когда он, Муминов, возвращался с друзьями ночью из районного центра. В тот день их приняли в комсомол, и они ждали допоздна, чтобы получить билеты. В райкоме комсомола ребят предупредили, что за билетами можно прийти в другой день, но они не ушли, заявив, что без билетов никто не поверит, что стали комсомольцами. Так и задержались. А дороги тогда не было. Территория, которую сейчас занимает совхоз «Маяк», была захлестнута тугаями — камышом вперемежку с густыми зарослями низкорослой джиды. Тугаи те были исполосованы паутиной троп и тропинок, проложенных где людьми, а чаще — всяким зверьем, которого в ту пору тут было полным-полно. Кабаны и волки, шакалы и лисы, олени и изредка спускавшиеся с гор снежные барсы, барсуки и дикобразы, — кого только тут не было! И все это зверье находило здесь пропитание, размножалось, становилось добычей более сильных, постепенно уступая человеку свои владения. Люди выжигали участки тугаев, корчевали корни, планировали землю и стали выращивать хлеб, овощи и фрукты.
