Год змеи - [129]

Наушник тонким, почти женским голосом управляющего поздоровался с Уруновым, сообщил, что сразу понял от кого звонок. Спросил, в чем дело и когда директор начал излагать свою просьбу, оборвал на полуслове:

— Запасов запчастей по вашей базе имеется на два года, нужно же и совесть иметь. В тресте, кроме вашей, еще двенадцать автохозяйств, дорогой. Ничем помочь не могу!

— Дайте, пожалуйста, команду отделу запчастей треста, — взмолился Урунов, — пусть он выяснит, кому нужно то, что у нас в избытке, обменяемся. Отдел же может этим заняться?

— Не морочили бы вы нам головы, Негмат Урунович. Делом надо заниматься, резервы искать, а не клянчить.

— Извините, я не туда попал, — вскипел Урунов и положил трубку. Встал. — Ладно, товарищи, поезжайте по заказчикам, а я побываю в райкоме. Надоело мне все это.

Он зашел к Кочкину, а тот сразу же и повел его к первому секретарю, мол, у него к тебе какое-то срочное дело. Заявление там, что ли, поступило к нему, вот и хочет разобраться лично.

— О чем заявление-то? — поинтересовался Негмат.

— Если б я знал, — пожал плечами Кочкин. — Пошли. Я звонил на базу, искал тебя, а ты уже уехал сюда.

Первый секретарь райкома Джавлиев слыл суровым, бескомпромиссным. Виноват, считал он, отвечай по всей строгости устава партии и закона. В работнике для него самое важное — принципиальность и честность. Любит повторять мысль Ленина о том, что правды не бывает хорошей или плохой, она — правда, или есть, или ее нет. И народу нужна именно такая правда, голая, без прикрас.

— Что там у вас на базе творится, — спросил он, ответив на приветствие Урунова и Кочкина и предложив им сесть. — Лучшие люди уходят!

— Если вы имеете в виду Раимова, — сказал Негмат, — то он не самый лучший. Рвач и карьерист. Привык к дутой славе, теперь бомбит все инстанции заявлениями на меня, мол, не создаю условий.

— Почему бы, собственно, не помочь ему?

— Не могу, Хамид Джавлиевич. Условия для всех должны быть одинаковыми, а рекорды зависят уже от самого работника, от его смекалки, профессиональных навыков.

— Ладно. — Он повернулся к Кочкину: — Пусть директор напишет нам об этом, а уж потом мы как-нибудь ответим заявителю. — Спросил у Урунова: — А сдвиги в деле все-таки есть, или, как прежде, катитесь вниз?

— Остановились. Два дня на достигнутом уровне удержались. Думаю, теперь будем карабкаться вверх. Но я приехал еще и по личному вопросу, Хамид-ака.

— Слушаю.

— Прошу рассмотреть вопрос о моем увольнении. Трест третирует меня, а при такой обстановке работать невозможно. Пойду рядовым инженером.

— Я в курсе вчерашнего обсуждения на Совете треста, — сказал Джалилов, — только что поставили в известность. Ну что ж, и тех товарищей можно понять. Требуют. А насчет решения уйти… Вы автомобилист, верно? Скажите мне, можно сразу остановить тяжело груженную машину так, чтобы она встала, как вкопанная?

— Это зависит от многих условий, — ответил Негмат, — но ни один шофер не нажмет резко, чтобы не опрокинуться самому с машиной. Следовательно, она пройдет какое-то расстояние по инерции.

— Видите, по инерции. А если эта машина нагружена всякими негативными явлениями и мчалась по накатанной дороге, ее ведь тоже не остановишь. Если же учесть и психологический фактор, то такую машину, даже отняв все колеса, невозможно резко притормозить, на брюхе будет ползти. Сейчас важно, чтобы в сознании людей укрепилось убеждение, что за счет приписок и очковтирательства дальше строить благополучие нельзя. Трудно преодолевать себя, но нужно. Работайте с людьми, опирайтесь на коммунистов и комсомольцев, пойдет дело, не может не пойти!

Урунов рассказал о самосвальщиках, работающих на ЗИЛах, поделился своими мыслями.

— Лед, значит, тронулся, а? Это же отлично! Так что заявление пока придержите, Негматджан…

Урунов возвращался на автобазу, нельзя сказать, чтобы окрыленным, но уверенным в том, что партийная организация района разделяет его тревоги, а ее поддержка всегда придает силы. Действительно, назад теперь дороги нет, надо преодолевать себя. И нужно, чтобы это сделал каждый…