Год ведьмовства - [48]

Иммануэль вздрогнула. Жестокие слова Пейшенс были недалеки от истины. Тому душевному родству, которое еще недавно связывало их с Эзрой, похоже, пришел конец в день его Первого Видения. В Вефиле существовали определенные правила поведения, не допускающие проникновения жителей Окраин в сердце города, и хотя эти правила оставались негласными и неписаными, Иммануэль понимала, что обязана их соблюдать.

– Кроме того, – продолжала Пейшенс, – имея в виду новый титул Эзры и то, что случилось с Джудит, готова поспорить, наш наследник предпочтет держаться на расстоянии.

При упоминании имени Джудит за столом воцарилась тишина. Лия уставилась в свой бокал, словно завороженная тем, как вино плещется на дне, а младшие девушки, которые до этого хихикали между собой с краю стола, теперь сидели неподвижно.

– А что случилось с Джудит? – Иммануэль надеялась, что ее голос прозвучал беззаботно и ровно, но сердце ее забилось чаще при воспоминании о том дне в Обители, когда странный мужчина в грязной блузе возник в конце коридора, чтобы проводить Джудит к пророку.

Никто ей не ответил. Все сосредоточенно ковырялись в своих тарелках или потягивали вино.

Наконец Лия сказала:

– В ночь после видения Эзры Джудит забрали из ее комнаты и отправили на покаяние.

Покаяние. Наказание, предназначенное для наиболее злостных нарушителей Священных Отцовых Предписаний. Никто не знал, в чем конкретно оно состоит, не считая немедленного отлучения от церкви и заключения под стражу. Одни утверждали, что оно строится на соблюдении принудительного поста, изгоняющего грех измором и очищающего душу. Другие пересказывали байки о долгих заточениях в темницах Обители, где тех, кто нес наказание, подвергали жестоким избиениям, чтобы отвадить от них демонов и грехи. Несомненно было одно: все, кого отправляли на покаяние, возвращались… другими. Оно становилось актом абсолютного освящения для душ, которым хватало силы, чтобы пережить его.

Иммануэль резко стало дурно и ей показалось, что вся еда, которую она заставила себя проглотить, вот-вот выйдет наружу. Она едва смогла выдавить из себя вопрос:

– В чем был ее грех?

– Никто не говорит, – Пейшенс поднесла бокал к губам и добавила: – Но если ее прелюбодеяния имеют к этому какое-то отношение, думаю, она задержится там надолго.

Лия нахмурила брови.

– Не говори таких ужасных вещей.

– Почему нет? Это же чистая правда, – девушка снова перевела взгляд на Иммануэль. – Кое-кому из нас стоило бы намотать на ус.

Иммануэль напряглась. С щемящим сердцем она перевела взгляд в другой конец галереи, к столу пророка. Эзра сидел рядом с отцом, развалившись в кресле и допивая остатки вина в бокале. Он сделал паузу, вытер рот тыльной стороной ладони, потом поднял графин, наполнил бокал до краев и набросился на вино так, словно пытался в нем утопиться.

Иммануэль задумалась, чувствует ли он свою вину в наказании Джудит, их ли интрижка привела к ее заключению. Если так, то Иммануэль боялась за нее. Ее с Джудит не связывали дружеские отношения, но если святое покаяние и впрямь было таким чудовищным, как считала Иммануэль, она не могла не пожалеть ее. И с этой жалостью пришла странная ярость, обращенная не на Джудит и не на Эзру, а на систему, которая возлагала ответственность за грехи двоих на одного, в то время как другого прославляла.

Эзра поднял голову и впервые за этот день встретился взглядом с Иммануэль. Когда она улыбнулась ему, он отвел глаза и резко вскочил из-за стола, так что зазвенели столовые приборы. Ни с кем не прощаясь, он нетвердой походкой пересек галерею, направляясь к дверям в противоположном ее конце. Гости провожали его взглядами, но никто не бросился за ним вдогонку. Эстер хотела, но пророк крепко взял ее за запястье, пригвоздив к столу. За их спинами безмолвно стояла стража, ожидая приказа.

Как ни в чем не бывало, пророк отодвинул стул и встал. Он приказал квартету музыкантов играть жизнерадостный гимн и, взмахнув рукой, велел распечатывать новую бочку медовухи. От стола к столу засновали слуги, до краев наполняя кружки и бокалы гостей. В считаные минуты об уходе Эзры забыли и думать.

Шаркнув ножками стула, Иммануэль встала из-за стола.

– Куда это ты собралась? – удивилась Лия. – А как же десерт? Мне известно, что повара приготовили яблочные тарталетки с топлеными сливками.

– Что-то меня сегодня не тянет на сладкое, – сказала Иммануэль, сквозь толпу поглядывая на двери, за которыми исчез Эзра. – Я, наверное, пойду, подышу свежим воздухом.

Лия пригляделась к ней, сощурив глаза. Затем она тоже встала из-за стола и взяла Иммануэль за руку, переплетя их пальцы.

– Я пойду с тобой.

Как только они прошмыгнули между столами и вышли в коридор, Лия повернулась к Иммануэль.

– Ты ведь собралась идти за Эзрой, не так ли?

– С чего ты это взяла?

– Всякий раз, когда ты поворачивалась к нему спиной, он бросал на тебя взгляды украдкой, и ты делала то же самое. Вы двое глаз друг от друга оторвать не можете.

Иммануэль вспыхнула, но не сбавила шага.

– Ты все не так поняла.

– Тогда объясни мне, что ты от меня скрываешь! Или ты мне не доверяешь?

– Конечно, доверяю. Я просто не хочу доставлять тебе лишних проблем.