Год ведьмовства - [47]

Онор вцепилась в юбки Иммануэль. Ей никогда не нравились заклания.

– Все будет хорошо, – прошептала Иммануэль, гладя ее по волосам.

Апостол Айзек втащил теленка на алтарь. Тот поскользнулся на липком камне, копытца под ним разъехались, ножки задрожали, пока он ловил равновесие. Айзек переместил руку теленку на бок и обхватил его ноги, укладывая плашмя животом на холодную алтарную плиту. Теленок послушно лег, слишком маленький и глупенький, чтобы почуять в воздухе запах смерти.

Пророк, с Эзрой под боком, вышел вперед, шурша по полу босыми ногами. Он занес клинок высоко над головой.

– За Эзру.

Паства в один голос ответила:

– Долгих лет царствования!

Через несколько часов после субботней мессы и заклания Иммануэль простилась с семьей и в экипаже Лии отправилась в Обитель. Стоило Иммануэль войти в галерею, как все взгляды оказались устремлены на нее. Вопреки ее первоначальным опасениям, Эзра, благослови его Отец, не выдал ее церкви. И даже напротив. Что бы он ни наплел, объясняя, как они оказались в тот день в Темном Лесу, это выставило ее в героическом свете. И теперь всем хотелось узнать историю бедной пастушки, которая вырвала преемника пророка из цепких когтей Темного Леса. Но Иммануэль устала от историй и вранья. И она, как могла, избегала любопытных взглядов, пока усаживалась на свое место за праздничным столом и вяло ковырялась в еде. Она старалась следить за ходом беседы, но когда разговор свернул к теме тягот деторождения, она потеряла интерес и стала блуждать взглядом по помещению.

Убранство галереи восхищало. Столы украшали венки из свежих роз, срезанных в оранжерее пророка. Вдоль стен на равных интервалах друг от друга стояли канделябры с Абрама ростом, и свет от них согревал лица гостей, которые болтали, поглощая горы мяса и картофеля. Теперь, когда кровавое бедствие закончилось, и приказ о нормировании пайков был отменен, вино и вода текли в изобилии.

В начале галереи стоял длинный дубовый стол, за которым восседал пророк. По левую руку от него сидела Эстер в бледно-сиреневом платье, а по правую – Эзра с остекленевшими и налитыми кровью глазами.

Пророк наклонился вперед, чтобы отрезать кусок мяса от жареной козы на блюде в центре стола. Орудуя ножом между костями, он обвел глазами гостей, пока не нашел среди них Иммануэль. Их взгляды встретились, и пророк отложил нож и с некоторым усилием поднял свой бокал, как бы поднимая тост за нее, что вслед за ним повторили и некоторые из собравшихся.

В ответ на этот жест Иммануэль смогла лишь коротко кивнуть. Она уставилась в тарелку, сглатывая тошноту, которая подступала к горлу всякий раз, когда в нее упирался взгляд пророка.

В последнее время это случалось особенно часто.

Лия положила руку ей на плечо.

– Ты в порядке?

– В полном, – ответила Иммануэль, водя вилкой в лужице подливки. – Почему ты спрашиваешь?

– Потому что у тебя бледный и испуганный вид, как будто ты увидала лик самой Темной Матери. Ты не заболела? – поинтересовалась Лия.

– Нет.

– Устала, наверное?

Иммануэль кивнула. Еще как устала. Ей до смерти надоело снова и снова рассказывать одну и ту же историю, отвечать на одни и те же вопросы и развлекать одних и тех же людей, которые при обычных обстоятельствах не пожелали бы иметь с ней ничего общего. Ей хотелось только одного: вернуться домой и лечь спать. Она не помнила, когда в последний раз чувствовала себя настолько не в своей тарелке.

Вообще, в иной ситуации Иммануэль никогда бы и не посетила столь почетное мероприятие, но раз уж именно она «спасла» Эзру, пророк послал ей официальное приглашение на праздничный пир. Ей бы обрадоваться, но единственной реакцией Иммануэль на приглашение был мерзкий леденящий страх. Она никогда не любила светские мероприятия, а без поддержки семьи они становились и вовсе невыносимы. Она испробовала все возможные отговорки, чтобы остаться дома, но Марта настояла на своем и заставила принять приглашение и не оскорблять церковь отказом. И вот, она здесь.

– Прости меня. Я сегодня сама не своя.

Лия сочувственно потерла ее руку.

– Ничего страшного. Пейшенс всего лишь спросила, не расскажешь ли ты нам еще раз эту историю.

Стройная миловидная девушка, которая, очевидно, и была Пейшенс, лукаво улыбнулась с дальнего конца стола. Заметив шелушащийся рубец печати между бровями девушки, Иммануэль поняла, что та недавно вышла замуж. И если судить по ее дорогому платью и утонченным манерам, то вышла удачно.

Чтобы потянуть время, Иммануэль сделала глоток подогретого вина, которое оказалось таким горячим, что она обожгла себе язык. Не вдаваясь в подробности, она пересказала девушкам ту же ложь, что и апостолам:

– Я пасла овец на пастбище и нашла Эзру на опушке леса. Я попыталась его растормошить, но он не шевелился, и тогда я позвала на помощь… и помощь пришла.

Хоуп протяжно вздохнула и поникла.

– Звучит как начало любовной истории.

– Не говори глупостей, – Пейшенс закатила глаза. – У Эзры Чемберса есть дела поважнее, чем пропадать в Темном Лесу с… – она окинула Иммануэль взглядом, задерживаясь на ее кудрях, темной коже, пухлых губах, – какой-то девчонкой с Окраин.