Год со Штроблом - [33]

Шютц видел впереди подъездные пути, пищеблоки стройки, ее котельные. К перрону подошел заводской поезд, паровоз с пятью вагонами. В нем строители приезжали на стройку, он же довозил их до специально возведенного заводского поселка. Все это есть, новенькое, с иголочки, осталось только пустить станцию. «Только и всего, — подумал Шютц, — только и всего».

На стройку спустились вечерние сумерки. Эту зыбкую мглу старались пробить сияющие броши с осветительных мачт. Коротко посигналив, мимо Шютца проехал бетоновоз. Но за рулем сидел не Улли Зоммер, а один из его приятелей. Круто свернув, притормозил у бетономешалки, выключил мотор. «Они работают в три смены, — подумал Шютц. — Это стоит перенять, причем поскорее».

Прогулка на свежем воздухе подняла настроение Шютца. Он рассчитывал встретить в общежитии Штробла, но тот задержался либо у монтажников главного блока, либо у себя в кабинете. Улли Зоммера тоже нет. Торчит небось в закусочной. Шютц взвесил, не пойти ли ему туда, но отказался от этой идеи: пора звонить Фанни. Однако, взглянув на часы, понял, что и звонить нет смысла. Сейчас она, наверное, бегает по магазинам, закупает продукты на субботу и воскресенье. Впрочем, он все перепутал! Сегодня Фанни работает во вторую смену и, значит, сидит в этом помещении, уставленном трещащими машинами, и, целыми часами бегая пальцами по клавиатуре, пробивает в бумажной ленте дырочки, статьи и заметки о чем-то значительном и серьезном, а может быть, забавном или скандальном. День за днем. Однообразная работа, он бы не смог.

Вспомнив, что у ребят из соседней комнаты без дела висит на стене гитара, сбегал к ним и выпросил. Расстроена она, как водится. Придется настроить.

Шютц взял на гитаре первые аккорды, когда в дверях появился Штробл. Захлопнул дверь, швырнул каску на шкаф. Глядя на Шютца, как на живой анахронизм, терпеливо дожидался, пока тот, мало-мальски настроив гитару, отложит ее в сторону.

— Настропалил ты своих подопечных, чтобы завтра все как один явились на субботник? — спросил Штробл.

Шютц кивнул и ответил:

— Настропалил…

Вновь взял гитару в руки, принялся натягивать струны, пощипывать их, запел было даже какую-то песенку, но, бросив взгляд на Штробла, понял, что тот сгорает от нетерпения, желая рассказать о чем-то важном, и окончательно отложил гитару.

Штробл не был ни у монтажников главного блока, ни у себя в кабинете. После обеда он отправился в отдел главного технолога и прошелся с технологами по всем срокам, желая выявить скрытые резервы времени. Он разложил перед Шютцем эти промежуточные сроки по полочкам, Шютц едва успевал следить за ходом его мысли.

— Вы что, никак собрались уложить груз в центнер весом в коробку из-под ботинок?

— И уложим, — кивнул Штробл.

Он стянул с себя толстый свитер, бросил на постель — ему жарко.

— Погоди, еще не то увидишь, — сказал он и достал из внутреннего кармана ватника, висевшего на стуле, пачку бумаг.

Письма в управление, в «основу». Напечатанные на машинке требования прислать дополнительно квалифицированных рабочих, жалобы на недопоставку срочно необходимого оборудования. Предложение о проведении совещания с советскими товарищами, с четко сформулированными темами сообщений, которые вызваны новыми сроками сдачи отдельных объектов.

— Кречман, конечно, бросила меня на произвол судьбы, ушла с работы пораньше, — сказал Штробл. — Но мне удалось умаслить секретаршу начальника строительства. Тебе осталось только подписать.

Шютц углубился в чтение документов. Наконец поднял глаза на Штробла:

— Вот это мощь! — воскликнул он. — Вот это сила!

Потом взял протянутую Штроблом ручку и поставил свою ровную, без завитушек, подпись рядом с подписью Штробла. А неплохо оно, между прочим, выглядит, две подписи рядом: Штробл, начальник участка строительства, Шютц, секретарь парторганизации.

Позднее он позвонил Фанни.

— Послушай, — начал он. — Ты очень огорчилась?

— Да, очень, — ответила она.

А он, несмотря на ее ответ, облегченно вздохнул: теперь уже совершенно не важно, что она еще скажет, он по ее голосу понял, что с ней происходит. Она огорчена, она тоскует по нему, но нет в ее ответе ни упрека, ни непонимания.

— Тогда хорошо, — сказал он невпопад и сразу объяснил то, о чем умолчал в прошлый раз: — Знаешь, меня избрали секретарем парторганизации.

Подробности ни к чему. Теперь важно, что она ответит. Она помолчала, потом тихо, но очень отчетливо проговорила:

— Я примерно что-то в этом роде и предполагала.

И больше ничего.

— Мы справимся, — сказал Шютц и добавил еще: — Можешь не сомневаться.

«Не сомневаться? В чем? И кто справится — мы оба? Но иногда, случается, кто-то не справляется. Так было во все времена, так оно и сегодня. Вот Штробл и Эрика, например, — подумал он, и ему сделалось не по себе от этой мысли, — они не справились». Но что ему о них известно? О себе же и о Фанни он знает все. Фанни… В трубке слышен только чей-то далекий, абсолютно чужой голос — их разъединили.

Но она сказала ему «да», она не могла не сказать «да».

19

— Отнеси кофе советским товарищам, — бросил начальник пищеблока одной из девушек, проходя мимо в распахнутом белом халате.