Год призраков - [69]

— Что там у тебя, Джейк? — спросил Курдмейер, который уже начинал сползать со стула.

Конрад открыл коробок и осветил фонариком, потом протянул его отцу, который поставил свой стаканчик на землю. Маленькая коробочка упала ему на ладонь. Я встал, чтобы лучше видеть. На ватной подстилке лежала крохотная коричневатая фигурка обнаженной женщины.

Мой отец рассмеялся.

— А это из какого уха? — спросил он.

— Что одно ухо, что другое — без разницы, — ответил Конрад.

Фарли рассмеялся.

Мой отец передал коробок Курдмейеру, который, посмотрев, задал вопрос:

— Как ты ее сделал?

— Скрепкой, ногтем и булавкой.

— На это ушло немало ушной серы, — сказал Фарли, когда коробок дошел до него.

— У меня всегда было много серы, — смущенно кивнул мистер Конрад.

— Ты сделал это из своей ушной серы? — спросил Мейсон, когда подошла его очередь созерцать творение Конрада. Он скорчил гримасу, словно перед ним была кучка дерьма. — Чудно.

— У него целый набор шахматных фигур из этого дела, — сообщил Курдмейер.

Мистер Мейсон покачал головой и протянул коробок владельцу. После этого они принялись говорить об армии, а я уселся на прежнее место.

— Этот лейтенант служил в Абердине, — рассказывал мой отец. — Я его как раз на днях вспоминал. Такой маленький костлявый еврей в очках. Из манжет его мундира аж пальцев не было видно. Брюки на нем сидели мешком. Все смеялись у него за спиной и гадали — как он в офицеры-то попал. А как-то раз нас загнали в траншеи и заставили кидать боевые гранаты. Нужно было вытащить чеку, подождать немного, а потом перебросить гранату через бруствер. И вот один из ребят бросает, как свечу подает, — граната ударяется о бруствер и падает назад в траншею. Ну, все остолбенели и смотрят на нее. Все, кроме нашего лейтенанта. Секунды не прошло, как он прыгнул в траншею, схватил гранату и перебросил через бруствер. Поразительно. Она взорвалась в воздухе, и немного осколков упало в траншею, но никого не ранило. И с того дня никто уже не смеялся, что на нем так форма сидит. — Отец размечал свой рассказ паузами, во время которых затягивался сигаретой.

Мистер Фарли говорил как лунатик.

— Наша часть высаживалась в Нормандии. Северное побережье Франции. Они это называли «живые изгороди».[62] Наци там здорово окопались, а у нас с одной стороны было болото. У них там стояла целая танковая дивизия. Мы пошли в атаку, а потом это уже назвали «прорывом в Сен-Ло». Даже рассказать об этой мясорубке невозможно. И дня не проходит, чтобы я о ней не вспоминал.

Мистер Фарли замолчал, и мне показалось, что он заснул.

— И что дальше?

Фарли пробудился от своих снов наяву:

— Это был просто кошмар какой-то. Мы оторвались от основных сил, и нужно было наладить с ними связь. Дорогу перекрыли, и пришлось отправить пешего посыльного с донесением. Полковник выбрал такого тощего парнишку — ему и семнадцати, наверно, не было. До сих пор помню его имя — Веллингтон. Солдат он был никакой, но бегал, точно скаковая лошадь. Ну, дали ему пакет и послали в штаб. Он пустился по полю, которое мы недавно заняли с боем. Пакет попал по назначению, но Веллингтон так и не вернулся в нашу часть. Уже потом мы его встретили в полевом госпитале. Ему пришлось бежать по трупам, другого пути не было. Пришлось ступать по ним, но он доставил послание.

— Его что — ранило? — спросил Мейсон.

Фарли покачал головой.

— Как только он доставил послание, так потерял зрение. Ослеп от того, что видел.

Наступило молчание, и я, видимо, вздремнул, потому что, когда очнулся, Джим уже ушел в дом, а разговор перешел на «Янки». Бейсболом я никогда особо не интересовался, но кое-какие имена знал. Мистер Фарли говорил о новом игроке — Турмане Мансоне.

— Думаю, классный будет игрок. Есть у него эта решимость.

— Да-да, — сонным голосом произнес отец.

— Согласен, — добавил Курдмейер, пыхтя своей трубкой.

Мейсон промолчал, но Джейк Конрад сказал:

— Он на него не похож, но напоминает мне этого старого чокнутого питчера, который был у «Янки».

— Это когда? — спросил Фарли.

— Вроде в начале пятидесятых.

— Ты не о Ридлере говоришь?

— Точно-точно, — рассмеялся Конрад.

— Ридли его звали, — сказал Курдмейер. — Выбросился из окна отеля в Кливленде. Решительный был, это точно. Говорят, сторчался.

— Скотт Ридли, — уточнил отец, наклонился и потрепал меня по спине. — Тебе спать пора.

— Еще минутку, — попросил я, и он не стал настаивать.

Земля становилась все холоднее, но меня уже так клонило в сон, что даже имя Ридли не могло меня воодушевить. «Нужно сказать Джиму», — напомнил я себе.

Когда я проснулся, вокруг стояла тишина. Свет в столовой и кухне был выключен. Стул мистера Фарли пустовал, остальные участники дозора спали. Конрад сжимал свой бумажный стаканчик. Мистер Мейсон сидел прямо и немного похрапывал. Я лежал, прислушиваясь к ночи, и, кажется, у меня возникло чувство вроде того, о каком говорила миссис Гримм, — что оно, мол, есть у людей по отношению к церкви. Меня пробрала дрожь. Я поднялся на ноги и побрел к дому с мыслью о теплой кровати. Пройдя мимо вишни, я услышал звук — бряканье за несколько дворов от нас. Может быть, у Мейсонов.

Кто это был — Рэй или мистер Уайт? Я стоял, пытаясь решить: звать или не звать отца. Не успел я сообразить, что мне делать, как большие уши мистера Конрада уловили звук. Он вскочил на ноги, обошел сидящих за столом и толкнул каждого, прикладывая палец к губам. Я вернулся назад и присоединился к тесному кружку мужчин.