Год обмана - [12]
– Какое уж тут утро…
– Тем не менее? – он вопросительно посмотрел на меня.
– А сока у вас нет?
– Минеральная.
– Хорошо, – сказал я.
Он кивнул мне на кожаный диван у стены, а сам открыл небольшой шкафчик.
– А я все-таки выпью чего-нибудь, – сказал он, вынимая бутылку виски. – Уверены, что не хотите?
Я отрицательно помотал головой.
– Хороший, – он показал мне бутылку и вопросительно поднял брови.
Я снова помотал головой.
– Как хотите. Настоящий шотландский. У меня в Глазго есть один друг – продает мне элитные сорта. Дороговато, но я могу себе позволить.
– Хорошо, – сказал я сиплым голосом.
– Что, простите?
Я откашлялся и повторил:
– Хорошо, налейте чуть-чуть.
– И минералки? – он улыбнулся.
– Чуть-чуть, – снова сказал я.
После того как мы выпили, он вынул сигареты и бросил их на диван.
– Ну как? – спросил он.
– Да-а, – протянул я.
– Вообще, конечно, виски надо пить в Шотландии. В уютном пабе с камином, и за большим деревянным столом.
Я представил себе эту картину. В голове у меня зашумело.
– Классно.
– Что классно? – спросил он.
– Уже добежало.
– А что я вам говорил? Это не виски, а реактивный двигатель. Можно заливать в бак, и выиграешь любые гонки. Формула один, а не виски. Еще по одной?
– Давайте.
Теперь, я чувствовал, мне стало гораздо легче. Я совсем не ожидал, что босс окажется таким приятным человеком.
– Ну как? – снова спросил он, когда я проглотил вторую рюмку.
– Значительно лучше.
– Добежало?
– Давным-давно.
Он затянулся сигаретой поглубже и на его лице появилась мечтательная улыбка.
– А мы в студенческие годы говорили «торкнуло».
– Сейчас тоже можно так говорить.
– А как еще?
– Еще? – я на секунду задумался. – Можно сказать: «Вставило».
– А еще?
– «Забрало»
– А еще?
– «Плющит».
– «Плющит» как-то тяжеловато, – поморщился он. – «Торкнуло» все-таки лучше.
– Вообще-то «плющит» говорят, когда анашу курят.
– Понятно, – протянул он и лицо его стало задумчивым.
Мы замолчали.
– Еще по одной? – спросил он через минуту.
Я протянул ему свою рюмку.
– А почему на работе нет никого? – наконец спросил я о том, что меня удивило в самом начале. – Еще ведь не поздно.
Вместо ответа он удивленно посмотрел на меня, залпом выпил свой виски и слегка задержал дыхание.
– Сегодня же воскресенье, – еле слышно произнес он на выдохе.
– Воскресенье? – повторил я.
– Ну да. А вчера была суббота. Тоже здесь не было никого.
Я понял, что потерялся во времени, и от этой мысли мне вдруг стало ужасно смешно. Я еле удерживался, чтобы не расхохотаться. Надо же, воскресенье! А я-то подумал! Рюмка у меня в руке дрожала как от землетрясения.
– Пейте скорей, – сказал он. – А то сейчас прольете. Чего это вы развеселились? Даже лицо покраснело.
– Я не знал какой сегодня день недели, – давясь от смеха, еле проговорил я.
– Так бывает. Я однажды забыл какой месяц… Пейте, а то весь диван мне зальете. Нормально?
– Да, спасибо, – сказал я, проглотив виски и вытирая слезы тыльной стороной руки. – Ужасно стало смешно.
– А куда вы ездили с Сергеем все эти дни? – неожиданно спросил он.
Я мгновенно насторожился, поняв, что наступает самое главное.
– Особенно никуда. Так… познакомил его кое с кем… Была одна красивая женщина… Вчера всю ночь просидели с моими друзьями…
– Как у него дела?
– Сергей – молодец… Кажется, понимает уже что к чему.
– Как он отреагировал?
– Да, нормально… Хорошо отреагировал… Как он еще мог отреагировать?.. Нормальный пацан…
– У него кто-нибудь есть?
Я понял, что папа спрашивает про Марину. Не то чтобы конкретно про нее, но, в принципе, про Марину. Откуда-то он про нее узнал. Я подумал: «Интересно, а сколько он вообще знает?» Ведь это могла быть ловушка. Он мог просто-напросто меня проверять. Для этого, может быть, и раскрутился на свою выпивку? Виски-то у него хороший, базаров нет.
– Да нет, вроде бы, – сказал я, решив сыграть вслепую. – Я ничего не заметил. Мы знакомы-то всего три дня.
– Ну, хорошо, хорошо. Ладно, – сказал он. – Ведь вы бы мне не солгали?
Он так внимательно посмотрел мне в глаза, что я чуть не отвернулся.
– Видите ли, в чем тут проблема, – продолжил он после небольшого молчания. – На самом-то деле меня очень волнуют все эти семейные дела.
Он глубоко вздохнул.
– Еще сигарету?
– Да, спасибо, – ответил я.
– Пока молодой, на это внимания особенного не обращаешь. А потом становится поздно. Поздно в том смысле, что уже ничего изменить нельзя. Прошлое ведь не изменишь. Вы понимаете? Его нельзя изменить.
– Я понимаю, – сказал я. – Прошлое не изменишь.
– Это вы пока умом понимаете. А когда сердце начнете понимать, то все уже в прошлом. Все, что хочется изменить. Это какой-то непонятный парадокс. Все на свете можно изменить, но только не то, что ты уже сам сделал. Никакие деньги, никакие связи не помогают. Полный тупик. Дорога назад отрезана.
– Да, – сказал я, понятия не имея, что бы еще такого сказать.
Он замолчал, и мы сидели так, наверное, целый час.
– Лет двадцать пять назад, когда я учился в институте, со мной произошла одна странная вещь. Мелочь, казалось бы, но я никак не могу ее позабыть. Живу с ней, как с неудобным соседом. Хотелось бы от нее избавиться, да вот все никак! Ничего, впрочем, серьезного… Так, семейный случай.
«Сегодня проснулся оттого, что за стеной играли на фортепиано. Там живет старушка, которая дает уроки. Играли дерьмово, но мне понравилось. Решил научиться. Завтра начну. Теннисом заниматься больше не буду…».
«История в некотором смысле есть священная книга народов; главная, необходимая, зерцало их бытия и деятельности; скрижаль откровений и правил, завет предков к потомству; дополнение, изъяснение настоящего и пример будущего», — писал в предисловии к «Истории государства Российского» Н.М. Карамзин. В своем новом романе «Роза ветров» известный российский писатель Андрей Геласимов, лауреат премии «Национальный бестселлер» и многих других, обращается к героическим страницам этой «священной книги народов», дабы, вдохнув в них жизнь, перекинуть мостик к дню сегодняшнему, аналогий с которым трудно не заметить. Действие романа разворачивается в середине XIX века.
…Забайкалье накануне Хиросимы и Нагасаки. Маленькая деревня, форпост на восточных рубежах России. Десятилетние голодные нахалята играют в войнушку и мечтают стать героями.Военнопленные японцы добывают руду и умирают без видимых причин. Врач Хиротаро день за днем наблюдает за мутациями степных трав, он один знает тайну этих рудников. Ему никто не верит. Настало время призвать Степных богов, которые видят все и которые древнее войн.
«Вся водка в холодильник не поместилась. Сначала пробовал ее ставить, потом укладывал одну на одну. Бутылки лежали внутри, как прозрачные рыбы. Затаились и перестали позвякивать. Но штук десять все еще оставалось. Давно надо было сказать матери, чтобы забрала этот холодильник себе. Издевательство надо мной и над соседским мальчишкой. Каждый раз плачет за стенкой, когда этот урод ночью врубается на полную мощь. И водка моя никогда в него вся не входит. Маленький, блин…».
Когда всемирно известный скандальный режиссер Филиппов решает вернуться из Европы на родину, в далекий северный город, он и не подозревает, что на уютном «Боинге» летит прямиком в катастрофу: в городе начались веерные отключения электричества и отопления. Люди гибнут от страшного холода, а те, кому удается выжить, делают это любой ценой. Изнеженному, потерявшему смысл жизни Филе приходится в срочном порядке пересмотреть свои взгляды на жизнь и совершить подвиг, на который ни он, ни кто-либо вокруг уже и не рассчитывал…
«Человек не должен забивать себе голову всякой ерундой. Моя жена мне это без конца повторяет. Зовут Ленка, возраст – 34, глаза карие, любит эклеры, итальянскую сборную по футболу и деньги. Ни разу мне не изменяла. Во всяком случае, не говорила об этом. Кто его знает, о чем они там молчат. Я бы ее убил сразу на месте. Но так, вообще, нормально вроде живем. Иногда прикольно даже бывает. В деньги верит, как в Бога. Не забивай, говорит, себе голову всякой ерундой. Интересно, чем ее тогда забивать?..».
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.