Год Обезьяны - [8]

– Знакомое слово, но точное значение вспомнить не могу, – вздохнул Игорь.

– Это когда ткани тела разрывают пузырьки азота, который «вскипает» от быстрого перепада давления. А еще при быстром всплытии может случиться артериальная газовая эмболия, с разрывом легких и закупоркой аорты. Да, чуть не забыл, при понижении температуры тела резко увеличивается расход дыхательной смеси, что увеличивает риск глубинного наркоза…

– Тимофеев, ты что, энциклопедию по дайвингу наизусть выучил? – искренне удивился Игорь.

– У меня было полгода на теорию. Как только я понял, что кристалл на дне Шайтан-озера, то занялся самообразованием.

– Не могу поверить, что тебе вообще удалось Катрана уговорить…

– Уговорить – не самая большая сложность, – усмехнулся Тимофеев. – Ему, собственно, нет большой разницы, где тренироваться. Гораздо сложнее было его найти. Ты вообще догадываешься, во что обходится подготовка к одному техническому погружению? А я тебе скажу: примерно в 4 тысячи условных единиц. Не считая стоимости оборудования, естественно. А у Катрана этого оборудования тысяч на двести евро, как минимум. Другого такого человека в городе просто нет…

6.

Погружения шли уже третий день. Строго по графику, который разработал Катран. В первый день они погружались на пятьдесят метров. Во второй – на семьдесят. На третий день Катран достал дна, отметив глубину в девяносто один метр. Погружались всегда втроем – Катран и оба Славы. Каждое утро начиналось у них одинаково – с разминки и плановой проверки оборудования. Потом вся команда сгружала оборудование на плот, который к месту погружения буксировал катер. Последняя проверка дыхательного оборудования производилась уже перед погружением. Каждый делал несколько вдохов из основных и дублирующих регуляторов, а Борис Андреевич Крюк помогал всем надеть и зафиксировать крепления тяжелых баллонных спарок, которые тянули килограммов на пятьдесят каждая. Потом Борис Андреевич помогал проверять крепление двухметрового дыхательного шланга, грузов, наличие основного и запасного фонарей, инструментов, надежность ходового и декомпрессионного концов, клапан избыточного давления компенсатора плавучести, проверял уровень кислорода в запасном кислородном баллоне, а так же сверял маркировки баллонов с «ходовой», «донной» и декомпрессионной газовыми смесями.

Все свои действия каждый проговаривал вслух. Занимала последняя проверка примерно тридцать минут, и напоминала Игорю предстартовую перекличку космонавтов с центром управления полетами. Никто никуда не торопился. Глубина, как любил повторять Катран, – девушка обидчивая. Второго шанса женихам не дает. И все возможные неисправности должны быть устранены еще на берегу. Малейшая ошибка на глубине – и ты покойник. Впрочем, технический дайвер и так потенциальный покойник. Вопрос лишь во времени и количестве погружений. Катран, личный рекорд которого составлял сто сорок два метра – считал себя уже покойником в кубе. В этом году он мечтал покорить отметку в сто пятьдесят метров и тщательно тренировался. Шайтан-озеро Катран выбрал потому, что другого водоема с такой глубиной в радиусе двух тысяч километров просто не было. Ни в какие магические кристаллы он не верил, естественно. Он верил только в одну магическую силу, которой обладает глубина. Для сверхглубоких погружений в свободной воде Катран разработал собственную схему – трехступенчатую. До определенной глубины они должны были погружаться втроем. Потом – вдвоем. А самые тяжелые метры Катран должен был пройти в одиночку. Хотя все наставления по дайвингу категорически запрещают одиночные погружения, но Катран придерживался иного мнения. Он считал так: если одиночное техническое погружение – это смерть в одиночку, то погружение с напарником – это смерть в коллективе…

Когда Катран и два Славы синхронно уходили в зеленоватую муть, поблескивая фонарями, Борис Андреевич трижды крестился и трижды тихо повторял: «Господи, сохрани и помилуй!» После этого он нервно плевал через левое плечо и стучал по единственной деревянной части плота – скамейке. Игорь подозревал, что Борис Андреевич специально ее там поставил, чтобы можно было стучать по дереву. Во время погружений бывший подводник отвечал за связь. А большую часть времени он просто сидел в оцепенении и ждал возвращения всей команды с глубины. Расслаблялся Борис Андреевич только после того, как видел всплывающий декомпрессионный маркерный буй. Значит, все шло, как положено, ничего непредвиденного не случилось, и скоро все окажутся наверху – у плота.

После погружения – отдых, плотный ужин и «разбор полетов». Все трое тщательно переносили данные из дайверских компьютеров в персональные журналы: сколько времени каждый провел на определенной глубине, и какая была температура воды. За дисциплиной и режимом дня Катран следил тщательно. О спиртном, даже о пиве, никто не заикался. Игорь с Тимофеевым в эту жесткую схему явно не вписывались. Но Тимофеева это нисколько не беспокоило. Его больше беспокоили комары. Его и процесс погружений не интересовал – только результат. Поскольку ночью он спал плохо, то после завтрака сразу затаскивал свой туристический коврик под ближайший куст, и целый день спал, лишь изредка перемещаясь вслед за тенью.