Год лошади - [36]

Ни коня, ни босоногого всадника с простертой дланью, ни змеи… Не-ве-ро-ят-но!!!

Бедный гражданин Е., несколько даже опасаясь за твердость своего рассудка, прямо-таки всхлипнул от ощущения жуткого одиночества.

— Гражданин, почему нарушаете?! — мощно поинтересовался неожиданно возникший из туманного небытия здоровенный омоновец в маскировочной форме. — Куда памятник товарищу императору Петру Прима делся?! Здесь признаваться будете или в другом месте?! Видимо, ему сгоряча показалось, что он застал потенциального преступника прямо с поличным. Но, пристальней вглядевшись в хилого представителя петербургской служилой интеллигенции, слабо питающейся из бюджетных источников, омоновец понял, что вряд ли данный типичный представитель мог сволочить монумент без специальных подъемнотранспортных приспособлений…

Но каким бы явно ошибочным ни оказалось первоначальное предположение, второе было несомненным: очевидец! Потенциальный свидетель… И омоновец, положив на плечо гражданина Е. тяжкую заскорузлую руку, произнес неизбежное:

— Пройдемте!

II

… На Манежной площади, в скверике, в непосредственной близости от кинотеатра «Родина» нечто криминальное обнаружилось сразу же: на своем законном месте отсутствовал памятник известному российско-украинскому литератору Гоголю Н.В. Факт, конечно, кощунственный, необъяснимый и страшный, как некоторые повести и фантасмагории, принадлежащие самому вышеупомянутому (только бы не на ночь!) сочинителю. Молоденький, самой свежей выпечки блюститель порядка в сигнальной красной фуражке, обнаруживший оное отсутствие, тут же, как говорится — по горячим следам, обратился к ближайшему пенсионеру, законопослушно сидевшему с газеткой «Санкт-Петербургские ведомости» на зашарпанной скамейке:

— Куда делся памятник Гоголю?! — со всей возможной строгостью в ломком еще голосе начал он.

— К-к-какому так-к-кому го-голю? — не сразу врубившись в происходящее, прошепелявил пенсионер.

— Писателю Гоголю! — отчеканил начитанный мент. — Вот тут и на пьедестаменте написано!

— Да сроду здесь никакого памятника и не было! — твердо сказал пенсионер сквозь нетвердо подогнанные вставные зубы. — Сорок лет здесь сижу… Не видал я памятника!

— А может, пионеры сперли? — предположила довольно бойкая еще старушенция, черненькая и ломкая, подобная сухому стручку акации. — Всем классом, дружно, вместе, с огоньком… Пришли — и отволокли в металлолом, а?

— Окститесь, мадам! — возразил старичок. — Теперь пионеров нет, сплошь одни бойскауты и сникерсы!

— Вы, видимо, нездешний? Этот памятник украли раньше, чем поставили… — тихо проинформировала городового третья пенсионерка. — У нас это случается…

— Надо б памятник поставить — денег все не соберем! — ехидно попытался было пропеть пенсионер вариацию на песенку своей юности, но тут его челюсть взбунтовалась и, наконец, выпрыгнула наружу…

Инцидент, казалось бы, подлежал дальнейшему детальному расследованию (я имею в виду, разумеется, не выпадение искусственной челюсти, а исчезновение памятника!), но другие, так сказать — более масштабные хищения, вытеснили из административных голов этот мелкий, досадный, но сугубо частный случай…

III

… В штаб стихийных бедствий и непредусмотренных чрезвычайных происшествий поступали тревожные телефонные звонки. А сведения из тех, что называются «глазами очевидцев», стекались сюда из различных районов города и на самом деле потрясали самое изощренное воображение и леденили бесхитростные простые души. Сообщения эти были горестными и поистине невероятными…

… На памятнике великому революционеру, стоявшему на броневике напротив Финляндского вокзала, неизвестные злоумышленники (или — монархисты-патриоты, кто их теперь разберет?!) напрочь отпилили простертую над толпой вперед и выше указующую и направляющую руку… Но, если правду сказать, — многие в этом деянии усматривали некое историческое возмездие и принимали случившееся как символический политический акт… Конная статуя Петра Первого, воздвигнутая его правнуком возле инженерного замка, сильно изменила очертания. На высоком благородном пьедестале красовалось теперь нечто вроде прямоугольного комода на четырех лошадиных ногах: все выступающие части были срезаны автогеном, да и само туловище царского коня, вскрытое и выпотрошенное, зияло чудовищным чревом. В нем, как в забытом ленивой хозяйкой корыте, уже скопилась и тускло отсвечивала мертвая дождевая вода.

… От изображения знаменитого пролетарского писателя, долгое время рекламировавшего социалистический реализм на углу Кронверкского и Каменноостровского проспектов, остались только отхваченные ниже колен штаны…

… Добродушный дедушка Крылов, спокойно сидевший в Летнем саду в окружении деревьев и разнообразных животных — героев своих басен — исчез бесследно. Но на этот раз похитители обладали, видимо, своеобразным черным юмором голливудских ужастиков: вместо привлекательного и приветливого толстяка на бесстыдно обчищенном пьедестале они воздвигли некую кошмарную химеру из двух частей. Нижнюю ее половину представляли голые мраморные ноги, взятые от Аполлона, с ясно выраженными в должном месте мужскими гениталиями, стыдливо прикрытыми соответственно требованиям приличия мраморным же листком… А вот верхняя половина состояла из женского торса с непомерно большой грудью и возвышающейся над ней кокетливой головки с пышной прической… Чудовищная композиция!