Год крысы. Видунья - [15]

— Крыс у нас что-то и впрямь многовато развелось, — пожаловалась Фесся. — По утрам из свиных корыт по нескольку штук выбегает.

— Только не говори, что ты их тоже боишься, — презрительно фыркнула жёнка.

— Придумали тоже, — обиделась служанка. — Не боюсь, но противные же! И потом, говорят, они перед войной плодятся. Как бы не случилось чего…

— Тю, это ещё не много, — с превосходством очевидца протянул дедок. — Вот после неё… Мы, помнится, с голодухи петелькой их ловили и ели. Ничего, съедобные. Если в меду пожарить, так и вовсе тсарское кушанье.

Фесся чуть не уронила сковороду с сырниками, белые лепешки сползли к одному краю и покривились.

— Ладно, поболтали, и хватит! — осадила всех Муха, видя, что иначе толку не будет. — Брысь за укропом! И если опять с пустыми руками вернёшься, я тебя так хворостиной отделаю, что к крысам плакаться побежишь!

— Полено возьми, — посоветовал Жар, сам подавая Рыске увесистый березовый чурбачок. — И швырни в неё что есть силы!

К калитке девочка плелась на негнущихся ногах. Но полено не пригодилось — стена опустела. Зато в огороде было пестрым-пестро от курей, набившихся в обычно запретные угодья. Страх, что хозяева заметят эдакое непотребство, пересилил робость, и девочка с воинственным воплем ринулась на грядки, потрясая поленом. Впечатлился даже петух, несомненный зачинщик разбоя. Шумно хлопая крыльями, он с орлиным клёкотом перепорхнул через колья, а не столь летучие куры долго метались вдоль ограды, с испугу не замечая распахнутую калитку. Но в конце концов удалось вытурить и их.

Нащипав пушистых пахучих листочков, девочка напоследок боязливо оглянулась на стену. В отдушине как будто что-то шевелилось, однако хвост там, осы или колышущийся шмат паутины, было не разобрать.

На кухню Рыска опять влетела стрижом, но уже с добычей.

— Ну что? — жадно уставился на неё Жар. — Попала?

Девочка помотала головой:

— Она удрала куда-то.

— А что ж там тогда бухнуло? — удивился мальчик.

— Где?

— Да на чердаке. Я думал, это ты поленом.

Рыска снова почувствовала, как к горлу подкатывает желчно-горький комок страха. Крыса всё-таки лезла вверх.

— Видать, кошка, — решила Фесся, придирчиво изучая мокрый горшок. — Вы б там пошарили, поискали гнездо. Рыжая вчера где-то окотилась, надо одного пошустрее выбрать, а остальных утопить.

— Так я пойду поищу? — обрадованно вскинулся Жар.

Служанка молча вручила ему здоровенную морковину и нож для чистки.

* * *

Рыска уже начала раскаиваться в «послушной и старательной», когда жёнка попробовала почти готовый суп, одобрительно кивнула и, не глядя на детей, буркнула:

— Чтоб к обеду были тут!

Мальчишка, не заставляя себя упрашивать, бросил перебирать крупу и выскочил во двор. Рыска всё-таки закончила лежащее в горсти, бережно ссыпала зернышки в миску и, дождавшись одобрительного кивка Фесси, тоже слезла с лавки.

Жара уже и след простыл. Солнце слепило глаза, трава высохла, будто и не мокла. Но цветы в палисаднике, в это время обычно поникшие, продолжали весело топорщить листочки. Хорошо полило, до кончиков корней! Надолго хватит.

Во дворе играли в «уточки» хозяйские дети, две девочки и мальчик. Старшей, Масёне, зимой исполнилось тринадцать, её брат Пасилка и сестра Диша были ровесниками, двойняшками на год младше. Все толстые, круглолицые, в одежде из яркого городского полотна — ух и жарко им, наверное! Увидев нерешительно стоящую на крыльце Рыску, сурчата перешепнулись, захихикали, но говорить с родней — да не ровней — не пожелали. Из распахнутого окошка за ними приглядывала мать: черноволосая, в юности наверняка красивая, а нынче сильно располневшая тётка с тяжёлым ожерельем на толстой шее. Точно — Корова! С бубенчиками.

До обеда оставалось не меньше часа. Рыску клонило в сон, но лезть на чердак в одиночку она боялась, а других укромных уголков не знала. «Сбегаю лучше в лес, — решила она, вспомнив березнячок на холме, мимо которого вёл её вчера отец. — Он маленький, как раз успею все ягодники разведать».

Лес оказался дальше, чем девочке запомнилось. От него уже виднелось ольховое болотце, на котором весчане по осени собирали сыроежки и подрешётники, а там и до родного забора прямая тропка. Рыска тяжело вздохнула, ещё немножко поглазела в ту сторону и полезла ворошить земляничник на опушке. Он быстро её утешил: местечко оказалось нехоженым, на каждом стебельке висели по три-четыре крупных спелых ягоды. Алая горка на ладони быстро росла — съесть можно и на обратной дороге, наслаждаясь каждой земляничиной.

— Ты гля-а-ань! Рыска-крыска!

Девочка вздрогнула, просыпав несколько ягод.

Сегодня их было только трое, Илай и его братцы. Кузнецов сын сидел наказанный дома, да и остальным пришлось несладко: Колай, разумеется, не стал отчитываться перед соседями, что сплавил дочку на хутор, и мальчишки, бесплодно прождав её до утра, перетрусили и отправились к голове каяться. Тот, всполошившись — о смерти Бывшего ему уже донесли, — потащил зарёванных детей к Рыскиному отцу, где всё и разъяснилось. Кабы не дождь, раздобривший родителей, шкодникам влетело бы ещё крепче. Но садиться всё равно было больно.

Расплачиваться за такой позор пришлось, разумеется, Рыске.