Год кометы - [2]
Перебирая странно деревенеющими пальцами крупу, переживая значительность бабушкиного молчания, я вдруг чувствовал слабость, безосновательность собственной жизни, будто она — случайность, недосмотр судьбы, и спрашивал сам себя: Кто я? Кто я? как бы испытывая молчание на прочность.
«Жил человек в земле Уц», — говорила бабушка Таня, забывшись, произнося вслух фразу, адресованную себе самой, будто начинала сказку: «жили-были у синего моря старик со старухой».
«Жил человек в земле Уц» — это было ее тайное присловье, она шептала его, когда одолевала хворь или было худо на душе. Я искал страну Уц в энциклопедиях, в словарях и в атласах — не нашел и решил, что бабушка придумала ее, страну потерь, страну-осколок, от прежнего названия которой остался один только слог — Уц. Ничего в той стране не сохранилось в целости, и живет там человек-дробь, вроде двух пятых землекопа, что получались, если неправильно решить задание по математике. Знает он только нынешнее имя страны — Уц, и не помнит, что когда-то оно было длиннее, и не дичится половинчатых вещей своей земли, и себя самого, расщепленного, не дичится.
А бабушка, ладонью передвинув к себе мою часть неперебранной крупы, чувствуя, что меня надо подбодрить, читала по памяти, иронически окинув взглядом стол, где возвышались горки гречки или пшена:
Но затем ее голос менялся, и последние строки читала она уже всерьез:
«Зачем же, поле, смолкло ты?» — слушая себя саму, повторяла бабушка, и мне казалось, что она имеет в виду какое-то конкретное, хотя и не существующее в географии, поле.
Поле пушкинских сказок с его мертвыми головами, недобрыми волшебниками в пещерах, темными реками, следами былых битв, поле, где всякий человек одинок, — когда бабушка заканчивала читать, я ощущал, что живу в таком поле, оно мне знакомо как опыт чувств, хотя я и не могу сказать, откуда взялся этот опыт.
На меня наваливалось цепенящее ощущение сиротства. У меня были бабушки, были отец и мать — и тем не менее я был сирота. Чей сирота? Почему сирота? Откуда приходит это ощущение? Ответ был сокрыт в поле молчания.
Мы заканчивали перебирать крупу, я садился делать домашнее задание, и все, что происходило за столом, становилось нереальным, исчезало. Но спустя неделю бабушка снова приносила из магазина несколько килограммов гречки, — на нее сердились за лишние эти покупки, — и все повторялось: свет лампы, пробуждающиеся во тьме фотографии, ужас потерь, «жил человек в земле Уц», «зачем же, поле, смолкло ты», и я снова пытался удержать в себе ощущение, что близко подступил к некой важнейшей истине.
Как было удержаться в ней? Невозможно. Но и забыть состояние близости к ней было нельзя; оно возвращалось, становясь внутренней силой, и в краткие мгновения его присутствия я знал, что не дамся — чему? Не сломлюсь — пред чем? Открою что? Ответ снова был в поле молчания.
Мне виделись пустоши, где скопилось серое, облачное, мягкое и душащее, как вата, вещество; пустоши эти были вокруг, рядом, за ближним горизонтом видимого, за стеной комнаты, за соседним домом, за деревьями парка, в подвале, на чердаке.
В каждой старой вещи мне чудился подобный пустоте внутри фаянсовой статуэтки объем, наполненный молчанием; такой же объем был в каждом человеке. Не проглоченные слова, не тайна внутри, а молчание; к нему подходил не прямой именительный — кто, что, а только косвенный предложный — о ком, о чем, — падеж…
Я стал искать вещественное свидетельство, что мои интуиции, которые я мог глубоко переживать, но не был способен внятно выразить, не самообман. Я стал сыщиком неизвестного: какой-то предмет, какие-то слова должны были подтвердить: мои чувства не лгут, то, о чем все молчат, существует. Я не ждал мгновенного и полного откровения, мне нужен был хотя бы намек, знак.
Где и что я мог искать? Я жил в двухкомнатной квартире, учился в школе, проводил лето на даче, порой бывал в гостях у родительских друзей… Но я вновь и вновь перелистывал книги на полках: вдруг найдется позабытая отметка на полях, старая записка или квитанция, страничка отрывного календаря, вложенные как закладка; вытаскивал из рамок в фотоальбомах карточки — вдруг за оборот заложена еще одна; знающий толк в тайниках, их у меня было несколько в квартире, — искал тайники чужие, но находил лишь купленные загодя и припрятанные подарки или деньги, схороненные от воров.
Впрочем, я не верил, что находка будет в тайнике; скорее мне казалось, что однажды, уступая моему усердию, мне откроется второе лицо, второе дно вещей. И чем обыкновеннее, неприметнее будет вещь, тем внезапнее и очевиднее проявится ее «оборотничество».
Разумеется, я жил не только этими поисками; они случались как приступ болезни, как наваждение, а промеж них мое существование было обычным существованием младшеклассника. Но об этих долгих промежутках я не могу ничего вспомнить, зато прекрасно помню желание удостовериться в реальности заговора молчания и напряжение каждого мгновения поисков.
Когда совершено зло, но живые молчат, начинают говорить мертвые – как в завязке “Гамлета”, когда принцу является на крепостной стене дух отравленного отца. Потусторонний мир, что стучится в посюсторонний, игры призраков – они есть голос нечистой совести минувших поколений. “Титан”, первый сборник рассказов Сергея Лебедева – это 11 историй, различных по времени и месту действия, но объединенных мистической топографией, в которой неупокоенное прошлое, злое наследие тоталитарных режимов, всегда рядом, за тонкой гранью, и пытается свидетельствовать голосами вещей, мест, зверей и людей, взыскуя воздаяния и справедливости. Книга содержит нецензурную брань.
Дебютант – идеальный яд, смертельный и бесследный. Создавший его химик Калитин работал в секретном советском институте, но с распадом Союза бежал на Запад. Подполковник Шершнев получает приказ отравить предателя его же изобретением… Новый, пятый, роман Сергея Лебедева – закрученное в шпионский сюжет художественное исследование яда как инструмента советских и российских спецслужб. И – блестящая проза о вечных темах: природе зла и добра, связи творца и творения, науки и морали.
1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой.
Сергей Лебедев — новое имя в русской интеллектуальной прозе, которое уже очень хорошо известно на Западе. «Предел забвения» — первый роман Лебедева, за право издать который только в Германии «сражались» 12 издателей! Он был на «ура» встречен во Франции и Чехии и продолжает свое триумфальное шествие среди европейских читателей.Это — роман-странствие, рассказывающий непростую историю юноши — нашего современника, — вдруг узнавшего, что его дед был палачом в лагере. Как жить с таким знанием и как простить любимого человека? «Предел забвения» написан в медитативной манере, вызывающей в памяти имена Марселя Пруста и Генри Джеймса.
Россия и Германия. Наверное, нет двух других стран, которые имели бы такие глубокие и трагические связи. Русские немцы – люди промежутка, больше не свои там, на родине, и чужие здесь, в России. Две мировые войны. Две самые страшные диктатуры в истории человечества: Сталин и Гитлер. Образ врага с Востока и образ врага с Запада. И между жерновами истории, между двумя тоталитарными режимами, вынуждавшими людей уничтожать собственное прошлое, принимать отчеканенные государством политически верные идентичности, – история одной семьи, чей предок прибыл в Россию из Германии как апостол гомеопатии, оставив своим потомкам зыбкий мир на стыке культур.
«Есть такой древний, я бы даже сказал, сицилийский жанр пастушьей поэзии – буколики, bucolica. Я решил обыграть это название и придумал свой вид автобиографического рассказа, который можно назвать “bucolica”». Вот из таких «букаликов» и родилась эта книга. Одни из них содержат несколько строк, другие растекаются на многие страницы, в том числе это рассказы друзей, близко знавших автора. А вместе они складываются в историю о Букалове и о людях, которых он знал, о времени, в которое жил, о событиях, участником и свидетелем которых был этот удивительный человек.
В сборник включены роман-дилогия «Гобийская высота», повествующий о глубоких социалистических преобразованиях в новой Монголии, повесть «Большая мама», посвященная материнской любви, и рассказы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Даже в парфюмерии и косметике есть пробники, и в супермаркетах часто устраивают дегустации съедобной продукции. Я тоже решил сделать пробник своего литературного творчества. Продукта, как ни крути. Чтобы читатель понял, с кем имеет дело, какие мысли есть у автора, как он распоряжается словом, умеет ли одушевить персонажей, вести сюжет. Знакомьтесь, пожалуйста. Здесь сборник мини-рассказов, написанных в разных литературных жанрах – то, что нужно для пробника.
В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.
![В долине смертной тени [Эпидемия]](/storage/book-covers/20/20b59336dc28de47dc7a206b6ad9ee6ea45788bb.jpg)
В 2020 году человечество накрыл новый смертоносный вирус. Он повлиял на жизнь едва ли не всех стран на планете, решительно и нагло вторгся в судьбы миллиардов людей, нарушив их привычное существование, а некоторых заставил пережить самый настоящий страх смерти. Многим в этой ситуации пришлось задуматься над фундаментальными принципами, по которым они жили до сих пор. Не все из них прошли проверку этим испытанием, кого-то из людей обстоятельства заставили переосмыслить все то, что еще недавно казалось для них абсолютно незыблемым.