Год испытаний - [23]

Левая часть осталась такой же, как прежде, хотя и была измазана гнилыми фруктами, а правая онемела и перекосилась, из закрывшегося глаза вытекал гной, разбитая губа вздернулась, как будто в какой-то жуткой ухмылке. Мэгги застонала и протянула ко мне руку. Я взяла ее за руку и стала говорить, что все будет хорошо, хотя сама не верила в это.

Джейкоб взял Мэгги за ноги, а мистер Момпелльон обхватил под мышками, и они вытащили ее из тележки и понесли в дом. Мистер Момпелльон ласково утешал ее, пытаясь сдержать свое возмущение. Брэнд, уже чистый, сидел у огня, завернувшись в одеяло. Дочь Джейкоба Меррилла Черити протянула ему большую кружку бульона, и он крепко схватил ее обеими руками. Черити держала одеяло как ширму, пока я снимала с Мэгги грязную одежду и мыла ее. А мистер Момпелльон присел на корточки перед Брэндом и стал расспрашивать о том, что с ними произошло.

Оказалось, что они благополучно прошли через Стоуни-Миддлтон, и хотя встречные старались держаться от них подальше, они выкрикивали приветствия и добрые пожелания и даже оставили для них у камня-указателя овсяный пирог и фляжку пива. Дальше по дороге один фермер разрешил им переночевать в его коровнике. Неприятности начались, когда они пришли в Бейкуэлл. День был рыночный, на улицах было полно народу. И вдруг кто-то из толпы узнал Мэгги и закричал: «Женщина из чумной деревни. Берегитесь! Берегитесь!»

Брэнд содрогнулся при этом воспоминании.

— Да простит меня Бог, я убежал и оставил ее. Я давно не был в Бейкуэлле и подумал, что меня никто не узнает. Вот я и решил, что без Мэгги я смогу добраться до родных.

Но Брэнд ушел недалеко, совесть погнала его обратно.

— Я услышал крики, испугался за Мэгги и вернулся. Я незаметно пробрался на площадь и спрятался за ларьком зеленщика. И тут я увидел, что там происходит. Они набрали гнилых яблок, которые сваливали в канаву на корм свиньям, и стали бросать их в Мэгги с криками: «Вон из нашей деревни!» Она и хотела побыстрее уйти, только вот, вы же знаете, быстро ходить она не может. Она растерялась, начала спотыкаться. Я подошел к ней, схватил ее за руку, и мы побежали. Они продолжали бросаться в нас яблоками. И тут ей стало плохо, ноги отказали ей, и она упала. Толпа еще больше взбесилась. Дети стали бросаться в нас камнями, и я подумал, что, если все возьмутся за камни, нам конец. Пастор Момпелльон, вы, наверное, меня осудите, но я украл тележку. У меня откуда-то взялись силы, и я затащил туда Мэгги. Ее владелец ругал меня самыми последними словами, но догонять не стал. Может быть, он подумал, что теперь тележка все равно заразная. И вот все это время мы добирались до вас.

Закончив свой рассказ, Брэнд разрыдался.

Пастор обнял мальчика за плечи и крепко прижал к себе:

— Ты молодец, Брэнд, ты все правильно сделал, даже то, что тележку взял. Ты из-за этого даже не переживай. Ты мог бы убежать, но ты думал не только о себе. Ты вел себя очень храбро. — Он вздохнул. — Эта чума, хотим мы этого или нет, сделает из нас героев. И ты — первый из них.

Черити принесла кружку бульона для Мэгги, и мы попытались покормить ее из ложки. Но нам это не удалось: бульон выливался у нее изо рта. На ее здоровом глазу появилась слеза. Бедная Мэгги! Еда так много для нее значила. Она была для нее и средством существования, и самым большим удовольствием в жизни. Что же с ней будет, если она не сможет даже есть?

— Да будут прокляты эти Бредфорды!

Эти слова буквально вырвались у меня из груди. Пастор посмотрел на меня, но в его взгляде не было упрека.

— Не волнуйся так, Анна, — сказал он. — Я думаю, что Господь Бог об этом уже позаботился.

Джейкобу Мерриллу и без того было трудно растить одному десятилетнюю дочку и шестилетнего сына, так что Мэгги Кантуэлл была бы для него слишком большой обузой. Он согласился на время приютить Брэнда. Я сказала, что могу забрать Мэгги к себе. Мы решили оставить ее до утра у Меррилла, чтобы она выспалась и согрелась.

Мистер Момпелльон отправился домой, а я пошла в таверну, чтобы договориться там о лошади с телегой на завтра. Было так холодно, что изо рта у меня шел пар, я даже побежала, чтобы согреться. Шахтерская таверна была известна на всю округу. Там обычно собирались любители выпить, а еще там проходили собрания Совета шахтеров, где решались все вопросы, связанные с добычей и продажей руды.

Внутри горел камин и было очень тепло. Для буднего дня народу было много. И конечно, среди прочих там был и мой отец. По нему было видно, что выпил он немало.

— А, дочка! Ты замерзла, иди сюда, я угощу тебя пивом, чтобы твои щечки опять порозовели.

Я покачала головой и сказала, что мне еще надо возвращаться на работу.

— К черту эту работу. Сам отец приглашает тебя выпить! А потом можешь пойти и сказать этому болтуну священнику, что в хорошей кружке пива мудрости побольше, чем в четырех Евангелиях.

Я и сама не знаю, зачем я сказала это. Жизнь с отцом должна бы научить меня, что нельзя перечить ему. Но моя голова, как я уже говорила, была забита стихами из Библии, и в ответ на его богохульство строки из Послания апостола Павла к ефесянам сами слетели с моих губ: