Год Грифона - [13]

Затем долгих полтора месяца она ломала голову, как освободиться от назойливых мальчишек-хокарэмов. Всякое бывало: она ругалась, дразнила Ролнека, а когда гостили они в замке Марутту, они была близка к мысли объявить, что она сургарская принцесса.

Оценивающий взгляд Марутту остановил ее; он не узнал принцессу в рыжеватой девочке, одетой в потертую хокарэмскую одежду. Где уж было Марутту узнать принцессу! В жизни своей он видел ее два… или нет, три раза; все это время она была одета хоть и непривычно, но как знатная дама; волосы тогда не торчали, безжалостно обкорнанные, упрямыми вихрами и вовсе не напоминали цветом ржавую болотную воду; тогда они были длинными, пушистыми, блестящими, пахнущими специально подобранными травками. И носила она тогда туфли на довольно высоком каблуке, который делал рост выше, фигуру — тоньше, а походку — красивее.

Сейчас же она была жалким пугалом и, несмотря на это, нашлось все-таки нечто, что привлекло к ней взгляд Марутту. Ответ на этот вопрос, конечно, предельно прост: принцу нужна была хокарэми, однако же в глазах Марутту беглая принцесса увидела и что-то совсем другое.

Что ж, высокий принц, заглатывай, заглатывай наживку, а бывшая госпожа принцесса уж найдет способ сквитаться с тобой за разоренный Тавин… И она, размечтавшись, вообразила, что вместе с мальчишками приходит в Ралло, а потом Марутту, ищущий хокарэми, присылает за ней, и она, принеся ему клятву, входит в его замок… И был там еще острый нож, или старогортуская лапара, такая же, как у Стенхе, или же кубок с ядом. Но юная мстительница, увидев перед прощанием с замком Марутту лицо Эрвана, сообразила, что мечты так и останутся мечтами, что Эрван узнал ее и угадал ее желание отомстить и, разумеется, этого ни в коем случае не допустит. И поняла принцесса, что настоящих, опытных хокарэмов ей обмануть не удастся. Тогда она опять стала подумывать, как избавиться от мальчишек.

Правда, ничего толкового не приходило ей в голову до той поры, пока их небольшой отряд не сошел с речного пути и не отправился по катранской дороге.

Впереди лежала широкая холмистая равнина, под которой подземные воды прорыли обширный пещерный лабиринт. И принцессе оставалось молить богов, в которых она не верила, чтобы Ролнеку не взбрело в голову свернуть с тракта на какую-нибудь из тропинок до того момента, когда они достигнут Ирмастовой пещеры.

Принцесса не знала, раскрыта ли хокарэмами тайна Ирмаста-контрабандиста; очень вероятно, они могли знать это, и, может быть, Ролнек со Смиролом тоже посвящены в этот секрет, но принцесса надеялась на то, что при ее внезапном побеге мальчишки замешкаются и потеряют ее из виду.

Пещера находилась чуть в стороне от дороги, и принцесса заранее начала приучать Смирола к прогулкам. Рыжий с удовольствием принимал эту игру, ему нравилось притворяться влюбленным сорванцом, и он с нагловатой усмешкой, но очень нежно обнимал ее, шепча на ухо совершенную чепуху, в то время как девушка в ответ говорила тоже что-то не слишком умное.

Конечно, кокетничанье со Смиролом было делом опасным; если бы не скорый побег, девушка не осмелилась бы на это игра в любовь с хокарэмом ни к чему хорошему не приведет, но пока она то заигрывала с Рыжим, то с капризным видом высвобождалась из его объятий, мечтая только о том, чтобы поскорее наступил миг побега.

Такое притворное негодование она разыграла буквально в десяти шагах от входа в Ирмастову пещеру: спровоцировала Смирола на объятья, а потом, когда он, демонстрируя нетерпение, облапил ее, изобразила возмущение и отскочила в сторону.

— Не подходи ко мне, — объявила она, — слышишь, чудовище рыжее!

Смирол смеялся, показывая красивые зубы; такая игра была уже привычной для него; он думал, что все эти ухищрения имеют целью соблазнить его, чтобы он помог девушке бежать. Зная же, что старания девчонки бесполезны, он весело вертел головой, поглядывая на Ролнека, но вдруг заметил, что девушка, стоявшая в десяти шагах от него, исчезла, как сквозь землю провалилась. И тогда он заорал и бросился в пещеру, услышав в подземном лабиринте только затихающий звук спотыкающихся шагов.

Девушка, нырнув под куст, имела уже наготове отточенную, как бритва, бронзовую пряжку, какие мальчишки-хокарэмы обычно используют вместо ножа. Этой пряжкой, едва увидев змеящуюся в тень провала веревку, чирканула по ней и, подхватив конец, побежала в густую темноту, наматывая веревку на локоть.

Смирол, вскочивший в нору на несколько мгновений позже, не мог понять, куда в эту темноту идти, и вернулся на дневную поверхность несолоно хлебавши. Догадаться, в какой из многочисленных ходов скрылась девушка, ориентируясь только на далекий еле слышный топот, было совершенно невозможно.

Когда беглянка поняла, что побег удался, она убавила резвость. Теперь можно было уже не бежать, рискуя разбить голову о какой-нибудь выступ. Она знала, что там, где оканчивается веревка, Ирмаст устроил тайник с факелами и всякими припасами, которые могут пригодиться путешествующему под землей. И когда веревка привела к крепко вбитому крюку, от которого начиналась другая веревка, принцесса не пошла дальше, но пошарила в нише, ища кремни. Они лежали наготове, и девушка, запалив костерок из меленьких стружек, нашла факел. Тьма чуть расступилась, и вооруженная светом, девушка могла идти по пещерному лабиринту без страха. Не выпуская из руки путеводной бечевки, она шла вперед и благодарила судьбу за то, что год назад она привела в дом Руттула в Тавине матерого контрабандиста Ирмаста. Принцесса с любопытством расспрашивала его о тайных тропах, и он, польщенный вниманием вельможной девчонки, рассказал о тайнах своей пещеры. Он не думал, что она запомнит его указания и немудреную, однако точную карту местности, нарисованную на вощеной дощечке.