Год, Год, Год… - [46]

— Да?

— Как тебе будет без твоей больницы, а? Я вот ни одного дня не могу, даже больной прихожу на работу.

— Мы с тобой разные.

Асатрян кивнул.

— Генеральным секретарем в ООН позовут — и то не пойду, — сказал он.

Стефан поднялся, посмотрел на часы.

— Куда заторопился, пойдем к нам, посидим еще.

— Нет, поздно уже, через полчаса машина наша будет. Неудобно, чтоб ждали. Енок…

— Да…

— Ну…

Пожали друг другу руки.

— Не верю, что расстаемся, — сказал главный врач. — Подумай еще, Стефан. Вернешься — место твое всегда за тобой.

— Много уже думал. Что мне теперь, что ли, решать? Молодым пришел сюда, видишь — стариком ухожу. Голова вся седая. Еще думать? Достаточно. Им врач нужен, чтобы лекарство выдавал, прослушивал, ночью к больному ходил. Не я, так другой. Им ведь все равно… И вот вознаграждение. — Есаян показал на свои волосы. — Один на всем свете, состарился, ничего не увидев, ни ребенка своего, ни вообще родной души… Пустая комната в городе. Что тут еще думать?… И тебе премного благодарен.

— Что ты болтаешь? Кому все говоришь? Что еще за «благодарен»!..

— Словом…

И вышел Есаян.

Он прошел под окном высокий, тучный, с чуть сгорбленной спиной, пиджак через руку. А в окне второго этажа человек его возраста, придерживая рукой занавеску, смотрел на него и, когда тот скрылся с глаз, выпустил занавеску и, сняв белый колпак с головы, вытер слезы.

Машина давно уже поджидала врача. Сидевшие в кузове, увидев его, обрадовались, потому что, сидя в машине, ждать кого-то утомительно и скучно. Они ели арбуз, водитель протянул ломоть Стефану.

— Все хорошо, доктор? — спросил водитель, когда ехали уже. Молодой парень, крепко ухватив обеими руками руль, внимательно смотрел на дорогу. — Все дела успел? Удачно все сложилось?

— Удачно, удачно, Валод.

— Ну вот и ладно. А то мы думаем, куда наш доктор делся.

— Тебе сколько лет, Валод?

— Двадцать шесть.

— Почему не женишься? Женись. Самое время. Что, девушки нет?

— Ха!.. Нет!.. Да я махну шапкой в воздухе — сотню наберу. Не хочу просто. Посмотрим еще, что с этим миром будет, посмотрим, начнется война или нет.

— Ну и глупости же ты болтаешь, — засмеялся врач и понял, что отговаривающийся политической обстановкой в мире двадцатишестилетний парень непременно одинок на свете. Без девушки. Так обычно и бывает, такие обычно и хвалятся: махну шапкой — сотню наберу.

— А ты, например? Ты почему не женился, доктор?

— Спрашиваешь? — Настроение его изменилось. Эти остающиеся позади поля, смеющиеся, галдящие в кузове люди, ветер, проносящийся мимо окна, молодой парень, который двумя руками вцепился в баранку, — это была живая, бурлящая, милая и знакомая жизнь, которая всегда обманывала его, сбивала с толку, отвлекала от задуманного, затягивала. И он все забывал и подчинялся ей. Всегда.

7 декабря 1940 года — никогда он не забудет этот день — он наконец перебрался в город. И стал, как мечталось ему всегда, просыпаться по утрам и спешить со всеми вместе на работу. Асфальт, трамвай, электричество, радио. За один месяц сменил он свой облик деревенского жителя, стал горожанином, снова вошел, слился с городской жизнью. Новый год с матерью вместе встретили в доме Аристо, и мать была очень довольна. Много говорилось о том, что надо женить Стефана. Пробило полночь, но жена Аристо заявила, что это не Новый год: новый год начинался в час, то есть в двенадцать по московскому времени. Ничего, еще раз поздравили друг друга в час, и земля, разделавшись с сороковым годом, вступила в сорок первый.

Сын Аристо Микаэл, с черными как смоль волосами, крепкий и смуглый мальчик, понравился Стефану, и он стал часто наведываться к ним. Он лепил ему коров из рыжей глины, овец, ягнят, петушков и всякие разные фигурки. Куда же ему было еще ходить, как не к ним?

— Папа, — сказала однажды мать ребенка, — папа, займись воспитанием своего сына. Смотри, что он делает, я ему гату даю, а он ее всю раздает другим.

— И прекрасно делает, — ответил Аристо. — Мы не учили его, поверишь, Стефан? Микаэл, всегда отдавай все, что у тебя будет, всегда делись с друзьями.

— Но почему? — изумилась мать ребенка.

— Ты не знаешь, какое это счастье.

— А я знаю, папа, — сказал ребенок.

И все долго смеялись.

14 января 1941 года, по сообщению агентства Ассошиэйтэд Пресс, немецкие бомбардировщики сбросили на портовый город Плимут десять тысяч бомб. «Потери значительные», — сообщало агентство, но потери были ничтожные, просто никто не знал, что за этим дальше будет.

И пока в Плимуте разрывались немецкие бомбы, в Ереване, в одной семье, родители, поставив ребенка на стол, звали:

— Ша-а-аг, еще шаг, Нора, детка, не бойся, ша-а-аг…

Впервые в жизни ее не поддерживали руки. И ребенок от страха зашагал. Счастье, счастье! С одного края стола дошагал до другого и, заторопившись, упал в материнские объятья. Маленький ребенок. Светлые волосы, круглые глаза, бант на голове. Маленькая Нора. Точно такая, какая смотрит с фотографии.

Война, носившаяся над Европой, рано или поздно должна была переступить границу. Полковник медицинской службы трижды в неделю читал лекции в больнице. Изучали также образцы немецкого, английского, американского оружия. И все это неспроста было, конечно.